Республиканские коммандо. Тройной ноль
Шрифт:
— Так и есть, — сказал Гетт. — Это вдохновляет.
— Извините. Это было грубо с моей стороны.
— Нет проблем, генерал. Определенно, это в подготовку наших солдат на Камино не входило. Сейчас же передается от человека к человеку, — он казался обеспокоенным. Этейн знала, о чем клон думает. — Генерал…
— Дайте мне рекордер, — улыбнулась она. — И идите.
Гетт коснулся брови перчаткой, и сбежал по лестнице, проехав по перилам последние три метра. Удивительная картина — желтые доспехи командиров и пилотов, белые — солдат, пестрая мешанина цветов коммандос — слитых воедино в одном древнем мандалорианском ритуале, где каждый видел одно.
Этейн почувствовала, что ей тут не место.
Она никогда по-настоящему не ощущала связи с джедаями. Конечно, связь через Силу была, но… нет, настоящая сила воплощалась в привязанностях, страсти, самосознании, значении.
Она подумала о мастере Фульере, настоявшем на том чтобы дать ей второй шанс в качестве падавана, и не отправлять на строительство лагерей для беженцев из-за недостатка контроля. Он тоже был горячим, и склонным бросать вызов причинам чего-либо. Джедай погиб, потому что не мог удержаться от боя, когда ополчение Геза Хокана избивало фермеров на Квиилуре.
Этейн подумала, что такой джедай неплох. Не живущий по инструкции, но сосредоточенный на честной игре и справедливости. Клон-солдаты этого стоили.
Неожиданно она обратила внимание на Дармана, смотрящего на нее с улыбкой; если бы не броня и все вокруг, он мог бы показаться просто юношей, показывающим себя девушке. Она ответила улыбкой.
Этейн все еще завидовала его самодисциплине и сосредоточенности, особенно тому, как он сумел не потерять их, оказавшись в Галактике, не совсем соответствовавшей тому, чему учили на Камино.
Но Кэл Скирата отвечал за его обучения. Она еще не знала Скирату, но в одном была уверена: он — как и джедаи — прагматик, работавший с реальными вещами.
"Дха Верда" продолжалась, строфа следовала за строфой. Затем загудела сирена, и звон известил, что они вышли в систему назначения.
— Занять места на левом борту. Огневые расчеты, аварийные команды — по местам. Приготовиться ко входу в док.
Коммандер Гетт вышел из рядов, и снова взобрался по лестнице, утирая пот с лица скомканным куском ткани.
— Генерал, пойдете на мостик, и посмотрите корабль?
— От меня мало помощи, но я бы хотела там побыть.
Как будто она покидала корабль после долгой работы, словно капитан уходил в отставку. Она была лишь временным офицером, но Гетт обращался с ней, будто она была важна для команды, и Этейн это тронуло. Она стала у командной консоли и смотрела, как захваты и платформы дока проплывают по экрану, а команда заводит «Бесстрашный» к ним. Гетт определял курс.
— Стоп реактор.
— Есть стоп реактор, коммандер… реактор остановлен.
"Бесстрашный" задрожал и остановился. Корабль постепенно скользнул в док, ведомый буксирами, работающими по левому борту — как уже привыкла говорить Этейн. Она медленно прошлась по мостику, наблюдая, как команда доков присоединяет мостки, чтобы выпустить сменяемых членов команды и впустить ремонтников и техников.
Едва заметное ощущение мелкой дрожи пробежало по кораблю когда он замер у огромных кранцев дока. «Бесстрашный» благополучно прибыл в родной порт — на время.
Этейн протянула руку Гетту.
— Снимите перчатку, друг мой.
Он заколебался, улыбнулся и стянул всю перчатку. Они пожали друг другу руки как равные. Затем она нажала клавишу на консоли, включая слышимость в каждой кабине и каюте, ангаре и на всех палубах огромного корабля.
— Джентльмены. — сказала Этейн. — Это была честь для меня.
Глава 6
Пять тысячелетий мандалориане бились против тысячи армий на тысяче миров. На каждой войне они учили новый язык и изучали военные технологии и тактику. И все же, несмотря на огромное влияние чужих культур и отсутствие по-настоящему родного мира и даже расового единства, их собственный язык не только выжил, но и изменился лишь немного; образ жизни и философия остались неизменными, и их идеалы и чувство семьи, самосознания и нации лишь усилилось. Доспех не делает из кого-то мандалорианина. Доспех — это лишь символ их непроницаемого, неприступного сердца.
"Мандалориане: своеобразие и язык", опубликовано Галактическим институтом антропологии
РШК «Бесстрашный», верхний док, депо поддержки флота, Корускант, 370 дней после Геонозиса.
Трап опустился, и Фай снова попал в невраждебное место: нет дроидов и алых росчерков бластерного огня.
Но Корускант, его невероятно высокие башни и глубокие каньоны для транспорта, были такими же чужими, как и Геонозис. Фай его раньше видел, но мельком, на пути в космопорт, где надо было освобождать заложников. Экзотичный, удивительный вид ночью; но днем от него захватывало дух совсем по другой причине.
— Можем сойти на берег?
Найнер, сцепив руки, стоял позади него; «дисишка» болталась за спиной.
— Не ко мне вопрос. Я сейчас не сержант.
Босс и остальные «дельтовцы» выстроились позади «Омеги» в линию, в более обычном порядке. У них была та же волна комлинка. Найнер сказал, что будет неблагодарностью их отключать, учитывая, как они торопились на помощь. Но «Омега» от них ничего не услышит, и в этом Фай был уверен.
Сорок первый элитный высадился первым.
Скорч наклонился чуть ближе к Фаю; он стоял прямо позади него. Отличная черта комлинков в катарнской броне — можно переключать волны и получить полностью личный разговор, без всяких внешних признаков того, что говоришь, или даже ругаешься с кем-либо.
— Так хочешь сойти на берег?
— Чего? — отозвался Сев.
Фай восхищался ярким и богатым языком Скираты. В других отрядах никто не говорил так, как сержант Кэл.
— Вечер в городе. Обед в отменном ресторане, возможно — балет мон каламари…