Реставрация обеда
Шрифт:
И теперь, после джина, мне полагалось читать стихи, потому что своих прозаических трудов наизусть я не помнил…
Имеются в реальности,Всего четыре крайности,Всего четыре крайностиУ этого стола!От крайности до крайности –Стол пуст до чрезвычайности,Стол пуст до чрезвычайности!Ла-ла, ла-ла, ла-ла!Какой чудесный был обед,Представь – иАвтомобильная дама отобрала у меня джин и заметила, что на самом деле «рецензенты есть». Более того, есть – Меценат с большой буквы. Который предполагает выплатить солидную премию за лучшее произведение, написанное в жанре исторического романа. Честно говоря, меня тронули ее слова, но лучше бы она отдала мне джин обратно. Потому что я непризнанный гений, без права досрочного освобождения. Все мои произведения сейчас находятся в коробке из-под обуви и, кстати, – вместе с обувью. Что же касается авторских публикаций, то есть замечательная чешская пословица: «Читала – читака, писала – собака…»
– Премия присуждается за неопубликованный роман, – пояснила дама.
Я признался, что и романа у меня нет. Только пять глав с двумя аппендицитами, в виде зарисовки под названием «Ехал грека через реку» и научной статьи – «С пивом по Праге».
– Пусть будет повесть, – согласилась дама. Недолго посовещавшись, мы вернулись ко мне домой за коробкой из-под обуви, чтобы не с пустыми руками ехать к Меценату. А чтобы в дороге я не нервничал, прикупили еще одну бутылку джина. Я даже не удосужился спросить у дамы – как ее зовут. А также – не представился сам. Но здесь еще не было ничего криминального…
сатирикон
Но самым роскошным и наиболее отмеченным народной молвой был пир, данный Тигеллином, и я расскажу о нем, избрав его в качестве образца, дабы впредь освободить себя от необходимости описывать такое же расточительство.
Что именно «ему» нашептал Тигеллин – мы никогда не узнаем. После заговора Пизона император верил всякому доносу, остроумно предполагая, что ежели воробья обвинили в истреблении овец, то какая-то доля правды в этом есть. А недостаточный размах крыльев – дело наживное. И если два свидетеля подтвердят, что собственными глазами видели, как вышеназванный воробей летел над лесом, а в когтях держал овцу, – уже можно составлять опись имущества. Для завещания.
Львиная доля императору, крупная сумма Тигеллину, а все прочее – родственникам, которые остались в живых. Одно непременное условие: в завещании должно быть упомянуто имя Нерона, иначе воля усопшего считается недействительной, а завещание поддельным. И посему – имущество преступника целиком поступает в императорскую казну. Так что если свидетели подтвердили, что ты аномальный воробей, то лучше всего – покаяться в грехах, отписать часть Нерону, часть Тигеллину и со спокойной совестью вскрывать вены. Самостоятельно. Дабы император не тратился на твою казнь.
Имущество… Ох уж это имущество! Все, что нажили предки: в Галльской, Германской и Британской кампаниях. Куда же от него деться? «Мне нечего бояться, потому что ничего у меня нет!» Знатные римляне становились заложниками своего имущества. Какую-то недвижимость можно было бы продать, да кто же купит? Когда тебя объявили врагом отечества. Кто добровольно согласен стать
Что же случилось с Петронием? А ничего особенного – он впал в немилость и был вынужден покончить с собой. Эка невидаль! Да сотни граждан были вынуждены поступить аналогичным образом. Да каких граждан! Философ Сенека, поэт Лукан, оплот римской нравственности – Тразея Пет… Поглядывая с вершины истории на древние беды, мы ужасаемся, но не очень. Две тысячи лет человеческих гнусностей мешают нам сопереживать по-настоящему. Помилуй Боже, случались за это время и добродетельные поступки. Но кто сейчас говорит о добродетели? Мы повествуем об эпохе Нерона… Так вот… С точки зрения античной истории, эпизод с Петронием – ничем не примечателен. Ну был такой римский вельможа по имени Гай или Тит. Был принят в ближайшее окружение императора, считался соратником Нерона в деле разврата и даже на этом поприще снискал себе славу «законодателя изящного вкуса»…
Мой неисторический дед любил полистать газеты двадцатилетней давности, списанные из городской библиотеки. Брал пожелтевшую от времени годовую подшивку, читал и возмущался: «Эх, твою мать, посмотрите, что Розенкранц делает!» Когда тот «Розенкранц» уж многие лета лежал в гробу. «Ну и что! – искренне удивлялся дед, когда ему указывали на это. – Читаю-то я сейчас!» И, открывая для себя Тацита или Светония, я мог бы воспринимать данную историю так же по-детски непосредственно, как и мой дед. Если бы не одно обстоятельство…
Около 1482 года в Милане была издана часть античного текста за подписью Петроний Арбитр. В дальнейшем будут открыты и другие рукописи, примыкающие к этому тексту, и в целом Литература обогатится «пятнадцатой», «шестнадцатой» и, может быть, «четырнадцатой» главами романа, которому дадут название «Сатирикон». Никем и ничем невосполнимая утрата, подлинное горе, но до нас дошли только отрывки из Великого романа. Да и то – не в целостной рукописи, а в виде извлечений из одной семьи манускриптов, восходящих, по всей вероятности, к IX веку. Спустя почти что двести лет, а именно в 1664 году, был обнаружен еще один фрагмент романа, который окрестили как «Обед Тримальхиона». И на этом – все закончилось. Если не считать подделку французского лейтенанта по фамилии Нодо, который опубликовал якобы найденный им в Праге полный текст романа Петрония Арбитра. Этот «полный текст» с первого взгляда «опознали» как стряпню из офицерской кухни месье Нодо, и далеко не лучшего качества. И если мы упоминаем об этом, то только для того, чтобы подчеркнуть древность вышеупомянутой подделки, которая относится к 1692 году…
Итак, все исторические и литературные соображения сводились к тому, что роман под названием «Сатирикон" был написан в эпоху Нерона и повествует об эпохе Нерона. А из этого времени был известен только один Петроний, заслуживающий внимания. Тот самый Петроний, „законодатель изящного вкуса“, о котором повествует Корнелий Тацит. Исследователи почесались и отождествили „Законодателя“ с „Арбитром“, поскольку приятнее иметь биографию автора, чем восхищаться романом, который был написан неизвестно кем. Отождествили, невзирая на то что в латинском значении слова arbitre больше от «наблюдателя», чем от «третейского судьи»…