Реставратор Галактики
Шрифт:
Едва винт вертолета перестал вращаться, открылась дверь. Из нее выпрыгнула Мали Йохез.
Спустившись на лифте, она направилась прямо к Джо и Виллису.
— Со мной разговаривал Глиммунг, — быстро проговорила она. — Он объяснил мне, что ты здесь делаешь. И попросил проводить тебя. Он сомневается, что ты сможешь в одиночку… я имею в виду ты не сможешь перенести этот спуск…
— А ты, значит, сможешь, — резюмировал Джо.
— Он считает, что, если мы будем вдвоем, то у нас будут шансы. И к тому же, у меня больше опыта, гораздо больше.
— Леди, —
— Он ничего не сказал о вас, — резко бросила Мали.
— Слава Богу. — Робот вздохнул. — Терпеть не могу болтаться там, внизу.
— Скоро все изменится, — заметила Мали. — «Там, внизу» больше не будет. Будет только наш мир.
— Сказала мышь, толкая гору, — ехидно добавил робот.
— Помогите нам надеть акваланги, — приказал Джо.
— Там, внизу, в Водном Мире, — поучал робот, — вы окажетесь в местах, оставленных Амалитой.
— Кто это — Амалита? — спросил Джо.
— Это божество, которому был посвящен храм, — пояснила Мали. — Бог, которому возносили молитвы в Хельдскалле. Когда храм будет восстановлен, Глиммунг сможет снова воззвать к Амалите, как в прежние времена, до катастрофы. Победа Борели над Амалитой — временная, но очень важная. Мне это напоминает земную поэму Бертольда Брехта, она называлась «Утопленница». Сейчас попробую вспомнить… «И постепенно бог ее оставил; вначале ее руки, а затем и ноги, и все тело, и наконец она была…»
— Что это за божества? — спросил Джо. Он слышал о них впервые, хотя и понимал, что если есть храм, то должно быть и божество, которому в нем поклонялись. — Ты знаешь еще что-нибудь об этом?
— Я могу предоставить вам всю необходимую информацию.
— Вы не задумывались над тем, — спросила его Мали, — что Амалита может действовать руками Глиммунга, возрождая храм? Чтобы восстановить на планете веру в себя?
— Гм-м… — похоже, робот был уязвлен. Джо показалось, что у него внутри что-то жужжит и потрескивает от напряженной работы. — Видите ли, сэр, — сказал он наконец, — вы спрашивали о двух божествах. Кстати, вы опять забыли сказать…
— Виллис, расскажите мне про Амалиту и Борель, — попросил Джо. — Как давно им поклоняются и где именно? Где появился этот культ?
— У меня есть брошюра, где все изложено подробно, — сказал робот. Он опустил руку в нагрудный карман и извлек оттуда пачку тонких листков. — Я написал это на досуге, — пояснил Виллис. — С вашего позволения, я буду заглядывать в текст, чтобы не напрягать память. Итак, вначале был Амалита. Один. Это было приблизительно пятьдесят тысяч земных лет назад. Затем в нем проснулась страсть. Но у него не было объекта страсти. Он любил, но ему некого было любить. Он ненавидел, но ему некого было ненавидеть.
— Ему было наплевать. Но ему не на кого было плевать, — подколола Мали. Ей было неинтересно.
— Так вот, я говорил о страсти, — продолжал робот. — Как известно, самая сладострастная форма сексуальной любви — это инцест, поскольку инцест — фундаментальное табу во всей Вселенной. Чем строже табу, тем сильнее искушение. Поэтому Амалита создал себе сестру — Борель. Другая запретная сторона половой любви — это любовь к воплощению зла, которое, если не вызывает любовь, становится объектом ненависти. И Амалита сделал свою сестру средоточием зла, и она начала уничтожать все, что он сотворил за много веков.
— В том числе Хельдскаллу, — пробормотала Мали.
— Да, леди, — согласился робот. — Итак, еще один мощный стимул половой любви — это любовь к более сильному созданию. И Амалита наделил свою сестру способностью уничтожать свои творения одно за другим; потом он пытался ей помешать, но она уже была сильнее его. К чему он и стремился. И наконец, последнее: предмет страсти принуждает любящего снисходить до своего уровня, где властвуют его законы, аморальные и жестокие. Вот с чем мы имеем дело при восстановлении Хельдскаллы. Каждый из вас должен будет спуститься в Водный Мир, где законы Амалиты не действуют. Даже сам Глиммунг неизбежно погрузится туда, где сильна власть Борели.
— Я полагал, что Глиммунг — божество, — произнес Джо. — Из-за его огромной силы.
— Божества не пролетают сквозь десять этажей, — заметил робот.
— Резонно, — признался Джо.
— Рассмотрим по пунктам, — предложил робот. — Начнем с бессмертия. Амалита и Борель бессмертны; Глиммунг — нет. Второй критерий…
— Мы знаем остальные два критерия, — перебила Мали. — Неограниченная власть и неограниченное знание.
— Значит, вы читали мой памфлет, — сказал робот.
— Господи Иисусе, — произнесла Мали с уничтожающим ехидством.
— Вы упомянули Иисуса Христа, — заметил робот. — Это интересное божество, поскольку его власть ограничена, его знания также ограничены, и он мог умереть. Он не удовлетворяет ни одному из критериев.
— Тогда как возникло христианство? — спросил Джо.
— Оно возникло, — пояснил охотно робот, — потому что Иисус беспокоился о других людях. «Беспокойство» — точный перевод греческого «агапе» и латинского «каритас». Иисус стоит с пустыми руками: он никого не может спасти, даже себя. И тем не менее своим беспокойством за других, любовью к другим он…
— Ладно, хватит. Дайте нам памфлет, — утомленно проговорила Мали. — Мы прочтем его, когда будет время. А сейчас мы собираемся спуститься под воду.
Приготовьте наши акваланги, мистер Фернрайт вас об этом уже просил.
— Подобное божество есть и на Бете-Двенадцать, — продолжал робот, будто не слыша приказа. — Оно научилось умирать вместе с каждым существом на планете. Оно не могло умереть вместо других существ, но умирало вместе с ними. И потом, с рождением нового существа, снова возрождалось. Таким образом пережило бессчетное число смертей и воскрешений. Сравните его с Христом, который умер только однажды… Об этом тоже написано в моем памфлете. Там есть все.