Реставратор из Ливадии
Шрифт:
Людей навстречу нам по-прежнему не попадалось. Правда, по асфальту, с которого мы ушли вверх, уверенно догонял и почти поравнялся с нами подволакивающий левую ногу пожилой мужчина с синим молодёжным рюкзаком на плече.
Ровная асфальтовая дорожка, по которой он двигался, понемногу подтягивалась к склону, а когда отвернула, уже опередивший нас старик полез на тропу и, пока поднимался, мы его догнали.
Он поздоровался, мы тоже, и я спросил, царской тропой идём или нет.
– Царской, царской, - покивал старик, вопросительно подняв брови.
Впрочем, я поспешил окрестить его стариком. Вблизи мужчина оказался не многим старше меня и даже менее седым. Довольно грузный, но лёгкий на ходьбу, несмотря на подволакивания ноги.
– Думали, что с тропы сбились, - словно оправдываясь перед учителем, объяснили мы с Галей свои тревоги согласно кивающему нам мужчине.
– Сначала обходили по асфальту разрытый участок с завалами. Потом тропа повела через посёлок, по плиточному тротуару мимо заборов. Уходила от моря. Мы свернули на тропу, ведущую в гору. Упёрлись в огромные валуны. Обрывы. Тропы стали чуть не козьи.
– Вы на Крестовую скалу пытались забраться. Там раскопки ведутся, много чего находят.
– Это та гора с двумя крестами?
– спросила заскучавшая было, а после встречи заметно оживившаяся Галя.
– Которую мы из ротонды видели? Вот почему там написано про памятник архитектуры! А вы не знаете, что там ищут? И кому кресты?
– Утварь древнюю ищут, черепки, монеты. Скала эта удобный наблюдательный пункт. Когда-то давно там был пост римлян. На том месте поставили памятный крест. Второй крест - на могиле убитых разбойниками монахов. Убийство случилось относительно недавно. Рассказывают, что устроился однажды на скале отшельник. К нему другие подтянулись, монастырь построили. Только построили, как налетели лихие людишки. Хотели пограбить, а грабить нечего. Так они с досады монастырь сожгли, монахов перебили.
– А тропу называют царской потому, - продолжал мужчина, - что она проходит по области бывших царских дач. Эту местность живописал Евгений Маркин в книжке про Крым издания 1873-го и 1884-го годов. Не читали? Тогда послушайте, постараюсь процитировать.
– "От Ай-Тодора до Ялты берег можно назвать царским... Сначала дикая, запустевшая Верхняя Ореанда великой княгини Елены Павловны, потом Нижняя Ореанда великого князя Константина Николаевича и, наконец, Ливадия, принадлежащая царствующей императрице. Все эти имения чрезвычайно обширны, по масштабу южнобережных владений. Самое замечательное из них - Ореанда великого князя. На южном берегу нет местности красивее и оригинальнее Ореанды. Лес гуще, чем где-нибудь. Огромные отдельные скалы разнообразной формы стоят над самым морем, ничем не маскируя своих недоступных ликов. Одни голые, другие в лесах, как в волосах. На самой высокой водружён крест, царящий над окрестностью. Если взобраться к этому кресту, окинешь одним взором лучшие уголки южного берега. На другой скале, полевее, пониже, но тоже необыкновенно живописной, стоит белая колоннада в афинском античном стиле. Она переносит ваше воображение на счастливые берега Аттики, в Акрополь, полный белых статуй и белых колонн. Стоя под этой колоннадой, взгляните вниз, в пропасть, раскрытую у ног ваших. Вся эта пропасть налита лесами и парками, лесами такими же роскошными, как парки, парками такими же старыми и тенистыми, как леса".
Выдохнув, он продолжал:
– Но про царскую тропу вы у Маркова не почитаете. Он по ней не ходил. Строить тропу начали после его крымских путешествий. Восемь лет два сапёрных батальона шли навстречу друг другу: взрывали скалы, рубили лес, укрепляли склоны. Зато Марков проехал по императорскому шоссе на ферму императрицы. Это шоссе сапёры частично использовали, когда прорубали тропу. То, чем он любовался с шоссе, мы видим с тропы.
И наш попутчик выдал новую книжную цитату и снова без запинки:
– "Чтобы царственному семейству можно было иногда посещать эту горную ферму, славящуюся своим превосходным молоком и маслом, по скатам Яйлы, в густоте бора, проведено прекрасное шоссе. Поведено оно с замечательным мастерством. Каждый поворот - поразительная картина. Где нужно, сняты деревья, заслонившие вид; где можно, дорога завертывает в такой угол, откуда лучше всего открывается перспектива моря и Ялтинской долины. На первом плане гигантские стволы сосен самой разнообразной формы, самых разнообразных положений; они охватывают вас настоящим девственным лесом, потому что до проведения шоссе сюда почти нельзя было забираться дровосекам. На всяком шагу обрывы, утесы, широкие пропасти глубоко внизу, леса прямо над головою, леса под ногами. То одна беспредельная синева в раме лесной просеки, то вдруг засмеется всеми красками пестрая, веселая Ялта, прилегшая к своему голубому заливу, а то едешь зелеными, горными лугами, ровными и мягкими, покрытыми фиалкой и разноцветом, и совсем забываешь, что тут вблизи море, утесы, города и дворцы. Едешь, едешь - коляска повернула - стой!
– Как в волшебном представлении, исчезли сельские пастбища, ты уже висишь над обрывом, а на дне обрыва вся Ореанда!"
Мужчина рассказывал воодушевлённо и просто, и Галя не удержалась:
– Как хорошо, что мы вас встретили! Вот что значит знающий человек.
– Меня Александром Ивановичем зовут, - представился он.
– Я работаю реставратором в Ливадийском дворце. Вы ведь из Ливадии идёте? Были во дворце?
– Мы дворец обошли, но внутрь не заходили, отложили экскурсию на другой раз.
– Да что вы там увидите на этих экскурсиях!
– неожиданно горячо перебил невозмутимый реставратор.
– Вы приходите лучше как-нибудь вечером ко мне, когда экскурсии завершатся. Не пожалеете! Я вас таким путём проведу, каким никого не водят. Вы надолго к нам? В каком санатории устроились?
– Мы всего на неделю. Квартиру снимаем в Ялте.
– "Дикари", значит. А позвольте спросить, на какой улице устроились?
– Улица Чехова.
– Хорошее место выбрали, центр, - одобрил погрустневший отчего-то Александр Иванович.
– В общем, если выкроите вечерок, приезжайте часиков в пять во дворец. Подойдёте к подъезду, где церковь. Увидите рядом служебный вход. Три звонка на двери. Нажмёте самый верхний. Вечером я всегда в кабинете, выйду и проведу вас.
Надо же, как удачно складывается наша поездка! После сделанного приглашения и до того располагавший к себе манерой общения ковыляющий мужчина с устремлённым поверх голов и за спину взглядом понравился нам совершенно.
В завязавшейся беседе Александр Иванович выказал недюжинные знания местной флоры, рассказывая про все попадающиеся растения, включая экзотические. Слушать он тоже умел. Услышав от Гали про цветущие в Никите магнолии, вежливо посомневался. Сказал, что тогда это какие-то особенные магнолии, каких он не знает, и показал деревья с большими цветами, с которыми Галя, скорее всего, попутала цветущие в конце мая деревья. Название этих других деревьев тут же вылетело у меня из головы. К своему стыду, из многих растений, про которые читал вечера и слышал сегодня, я запомнил и точно смог бы угадать лишь сбрасывающие кору при цветении и в жару красные гладкокожие "бесстыдницы", да пышно цветущие розовые яблони. Потому я помалкивал и держался чуть сзади Гали с Александром Ивановичем, с умным видом слушая их беседу. За меня отдувалась супруга, рассказавшая про наши походы по Кисловодским окрестностям, про рыбалку на моей родине, где всё хорошо, если б не змеи, которых она страсть, как боится, и про любимый нами сбор грибов и ягод в светлых сосновых лесах, где она пока змей не видела и научилась поэтому не сразу кричать со страха от любого шуршания в кустах, но всё равно привычно вздрагивает и всегда готова к самому худшему.