Ресурс Антихриста
Шрифт:
— Напрягайся, только не пукни, — пьяно улыбнулся Гриф. — Если долго мучиться, что-нибудь получится, а за мной не заржавеет.
— Ну, мне пора, — сказал Адвокат, поднимаясь. Все, что он хотел выяснить, он выяснил, а заседать здесь далее в компании поднадзорного Грифа ему вовсе не климатило. — Если не возражаешь, выйдем по одному, береженого бог бережет…
— А-а, зассал, гвардеец, теплым дождичком, — подковырнул его тот, ощерясь, — очко-то не железное. Да линяй, линяй, мне глубоко по хрен…
Водка видать-таки сделала свое дело, и он заметно осовел.
— Тогда пока, — и Адвокат в спешке, даже забыв подать руку, зашустрил к
Грифа это нисколько не огорчило — в стакане у Адвоката осталась недопитая водка, да и свой был еще не совсем пуст. А тут еще молоденькие продавщицы включили магнитофон с забойными записями и плотные, тугие ляжки одной из них уже успели взволновать его пьяное воображение.
Адвокат же, тем временем шагая по улице, тщательно взвешивал все за и против. Идея сделать рокировку, и теперь уже Грифа навести на Перегудова с тем, чтоб еще раз поживиться на этом витиеватом деле, крепко засела в его голове и не давала покоя. Аппетит, как водится, приходит во время еды… «Конечно, Влада за такую подлянку пощипать надо, но аккуратно, чтоб ненароком не сдать бандитам, — рассуждал он. — Попадется Влад и мне хана, он и меня по дружбе не забудет, расшифрует в два счета…»
2
Колдуя на кухне над недавно приобретенной сковородой с тефлоновым покрытием, Верховцев с истинным удовольствием слушал по радио концерт-ретро «Песни разных поколений». Пели Вертинский, Утесов, Русланова, Виноградов, Козин… От этих наивных, трогательно-нежных песенок веяло спокойствием, добросердечием и какой-то особой теплотой, и хотя Олег, знакомый с современной трактовкой истории того времени, не питал иллюзий в отношении его безоблачности, его атмосфера все равно представлялась ему отмеченной аурой оптимизма и человеколюбия, не в чету нынешним стервозным и непредсказуемым будням.
Верховцев готовил изобретенное им блюдо с придуманным им же названием «Камбоджа». Собственно говоря, это была обыкновенная яичница-глазунья в сочетании с поджаренными кружками томатов, ломтиками сладкого перца и лука, обильно сдобренная острыми специями и посыпанная зеленью петрушки. Сверху на все это ассорти выжимался сок одного лимона. Внешний вид его кулинарного изыска напоминал этюд абстракциониста, но слушая похвалу едоков, проводивших дегустацию, он был весьма горд.
Вообще, его холостяцкая жизнь, затянувшаяся до возраста Иисуса Христа, научила его во всех житейских проблемах полагаться только на самого себя. Кроме того, она способствовала открытию в нем дремавшего до поры до времени таланта незаурядного кулинара. И если работа в органах с ее беспокойным, рваным ритмом не позволяла Олегу углубленно постигать тайны поварского искусства, то теперь, будучи птицей вольной, он мог отдаваться полюбившемуся занятию безраздельно. Он пересмотрел на эту тему целый ворох специальной литературы. Больше всего его заинтересовали секреты восточной и кавказской кухни, и хотя многие блюда требовали особых условий приготовления и соответствующей посуды, кое-что удавалось состряпать и на домашней газплите.
Наиболее удачно у него получались суп харчо и бешбармак.
Открыв в себе тягу к этому делу, Верховцев не раз ловил себя на мысли, что распорядись судьба немного иначе, и он, вместо несостоявшейся карьеры стража порядка, вполне удовольствовался бы местом шеф-повара в частном элитарном ресторане. Его любимой передачей по телеку стал «Смак» в исполнении рок-музыканта Макаревича. Из чистого любопытства он посетил даже китайский ресторанчик «Дон-фа» на улице Авоту, однако в восторге от испробованного не остался.
Выложив «Камбоджу» в тарелку, и достав из холодильника бутылку сухого болгарского вина, Верховцев приступил к аппетитной трапезе, но тут некстати зазвонил телефон.
«Вообще-то потребление пищи — святое действо, и культурные люди его не прерывают», — подумал Олег, однако, презрев правила хорошего тона, все же поднял трубку.
— Алло! Это агентство «ОЛВЕР»? — услышал он нарочито измененный, грубоватый голос Джексона.
— Разыграть решил? Скучно? — вместо ответа спросил Олег. — Что на душе, начальник?
— Скучать некогда, — перешел на серьезный лад Джексон. — Детектив, мне надо тебя экстренно видеть, есть дело.
— Наши намерения удивительно совпадают, как раз сегодня я к тебе собирался. Есть кое-какие новости по моряку, надо их обсосать.
— И по моряку поговорим, но у меня, Олежек, нечто… ухватываешь?
— Разумеется, — ответил Верховцев, понимавший за долгие годы дружбы Джексона с полуслова, с полунамека. — Где и во сколько?
— Я в «Омуте», жду через час. Устраивает?
— Через час буду.
— Погоди, один нюанс, в зале меня не будет, пройдешь в подворотню перед пивбаром, повернешь там налево, увидишь ступеньки вниз, металлическую дверь. Это служебный вход. Увидишь там кнопку звонка, белую, нажмешь три раза — два длинных, один короткий. Скажешь ко мне, тебя впустят.
— Что за загадки? — удивился Олег.
— Так надо, придешь все узнаешь. Пока…
Верховцев положил трубку со странным ощущением, он знал — Джексон по мелочам беспокоить не будет, но полученная дополнительная инструкция его откровенно заинтриговала — прибегать к конспирации без каких-либо на то оснований его друг никогда бы не стал.
Он наскоро расправился с «Камбоджей», не успев по-настоящему насладиться достоинствами своего кулинарного детища, запил вином и уже через десять минут вышел из дому.
Ровно через час Верховцев стоял у выкрашенной в коричневый цвет металлической двери и условленным образом нажимал кнопку звонка. Ждать пришлось довольно долго, и он даже засомневался, не напутал ли чего, выполняя предписание Джексона, но наконец, послышался звук отодвигаемого запора. Дверь открыл сам бармен Эрвин. Он работал в «Омуте» уже лет восемь и, обладая незаурядной зрительной памятью, знал всех более-менее постоянных клиентов в лицо.
— Заходи, — он пропустил Олега и плотно задвинул засов в прежнее положение. Потом молча провел его по слабоосвещенному узкому коридорчику, заставленному по обе стороны какими-то ящиками и инвентарем, до поворота, за которым они уперлись в неказистую дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен». Эрвин достал ключ и два раза провернул в замочной скважине. Когда они вошли в помещение, оказавшееся скромной подсобкой, Верховцев не без удивления увидел там двух человек, сидевших за небольшим, обитым жестью, столиком. Одним из них был сам Джексон, другим — заслуженный деятель «Омута», маэстро темных дел — господин Гриф. На столе стоял кувшин пива и три кружки, одна из которых, видимо, предназначалась для Верховцева.