Ретро-Детектив-3. Компиляция. Книги 1-12

Полонский Виктор

– Полнота красит женщину, – сказала Софья Павловна, окинув Веру быстрым цепким взглядом.

Вера скорбно вздохнула. Полнота, конечно, придает миловидности, но ей бы хотелось выглядеть немного иначе. В мечтах Вера видела себя тоненькой, хрупкой, изящной тростинкой. Когда спускалась на землю, расстраивалась – и рост маловат, и лодыжки толстоваты, да и лицо слишком уж округлое. Миловидно, но не изящно.

Софья Павловна мгновенно все поняла, словно прочла книгу Вериной души.

– Атласное с прямым, плотно прилегающим корсетом и срезанным шлейфом, – сказала она тоном, исключавшим любые возражения (да и кто бы осмелился?). – Декольте и по подолу кружевами… Вставки экрю?.. Гм… Нет, обойдемся без вставок…

Вере дали образцы, она выбрала

ткань, Софья Павловна похвалила ее вкус и велела принести отрез. Когда Вера увидела материю «целиком», то утвердилась в своем решении окончательно. Одно дело – лоскуток в руках мять, и совсем другое видеть во всем великолепии. А затем началось волшебство. Софья Павловна накинула материю на манекен и начала прихватывать то здесь, то там булавками. Не прошло и минуты, как Вера увидела наяву свое платье, придуманное, но еще не сшитое. Ахнула, посмотрела на Софью Павловну восхищенным взглядом и только сейчас вспомнила, что не спросила о цене. Узнав цену, ахнула повторно (на сей раз про себя), потому что не ожидала, что будет так дорого, но согласилась. Во-первых, потому что у Ламановой не торгуются, здесь не Охотный Ряд. Хочешь – соглашайся, не хочешь – шей у тех, кто попроще, глядишь, вместе с пошивом в четвертной уложишься. Во-вторых, замуж выходят один раз в жизни (про себя Вера откуда-то точно знала, что это будет один-единственный раз). Можно забыть о вечной своей экономии и пошиковать.

Владимир удивил выбором места для торжества. Вера ожидала чего-то строго-чопорного, под стать ее представлению об адвокатах, но никак не веселого, даже разгульного, загородного ресторана «Эльдорадо». Слава у него была та еще. То пьяные купцы в зале подерутся, то буйный гость в потолок выстрелит, то недовольный пением в певицу графином запустит. Загородный ресторан, одним словом. За город зачем ездят? За разгулом, подальше от глаз людских. Но Владимир заверил, что все будет хорошо, а выбор объяснил тем, что владелец «Эльдорадо» Илья Арефьевич Скалкин – его клиент, свой человек. Стало быть, можно рассчитывать не только на приличную скидку, но и на то, что и еда, и напитки будут высшего качества.

– Я наших рестораторов хорошо знаю, – добавил Владимир. – Кто не плут, тот выжига, а из званых обедов у них принято извлекать максимум выгод. Стоит только гостям немного захмелеть, как им начинают подавать какое-нибудь пойло вместо хороших вин, рыбу с душком, мясо с прозеленью. Это называется «делать дупеля». Хочется, чтобы наш праздник прошел без сучка без задоринки.

Вере тоже хотелось, чтобы без сучков и без задоринок. Единственный такой день в жизни, самый памятный. А еще она представила, как славно будет ехать из церкви в ресторан рядом с мужем (уже с мужем!) через всю Москву. На самом деле не через всю (венчаться собрались в церкви Вознесения у Никитских Ворот, в «большом Вознесении»), а через половину, но все равно радостно. Весна, солнце, любовь, радостные лица… В том, что день будет солнечным, сомнений не было, ведь на Пасху и на Красную горку всегда стоит хорошая погода.

Так оно и вышло – без сучков, без задоринок. Мама с бабушкой плакали, мама искренне, а бабушка так, для проформы платочек к глазам подносила. Наденька и Сонечка ликовали и откровенно завидовали тому, какая Вера красивая. После венчания ехали вдвоем на новенькой щегольской двойке. Молчали, потому что когда так хорошо, разговаривать совсем не хочется. Солнце уже не пригревало, а грело, да так, что Вера сбросила с плеч накидку. Владимир держал ее за руку, обручальное кольцо, к которому Вера еще не успела привыкнуть, сияло на пальце. Возле Страстного монастыря над ними вдруг закружилась белая голубка и кружила долго-долго, пока ползли в тесноте, да не в обиде, промеж других повозок до Старых Триумфальных ворот. Может, и дольше бы кружила, да извозчик, увидев вдруг открывшееся перед ним свободное пространство, оглушительно гикнул, поднимая кнут, и спугнул птичку.

Обед ничем не отличался от других застолий подобного рода. Какое-то

время поначалу гости произносили тосты, желая молодым всяческих благ, а затем разбились на группы (некоторые даже пересели) и заговорили о своем. Адвокаты – с адвокатами, коммерсанты – с коммерсантами, дамы делились не по профессиям, а по положению и возрасту. К Вере подошел Алексей, брат мужа, то есть деверь (слово новое, привыкать надо). Переглянулся с братом, улыбнулся понимающе и сказал:

– Иди уж к своим «аблакатам», братец, они тебя заждались. А я Веру постараюсь развлечь в твое отсутствие.

– Я бы прошлась немного, – воспользовалась случаем Вера.

В «Эльдорадо» все было хорошим – и блюда, и убранство, и вышколенные официанты в черных фраках, и мебель, и чудный зимний сад, только вот красивые стулья оказались неудобными. Как сядешь, вроде ничего, а минут через пять спина начинает деревенеть, и приходится то и дело ерзать. Вера не утерпела и пожаловалась на стул мужу. Владимиру было много легче уйти, потому что мужчины не носят корсетов, а без корсета сидеть всяко вольготнее, но тоже неудобно. Муж (это слово даже в уме произносить было упоительно) согласился, что стулья и впрямь неудобные, и рассказал, что всю мебель хозяину, Илье Арефьевичу, сделали на заказ, и обошлась она ему весьма не дешево. Вот оно как бывает, дорого, да не мило, хотя на вид стулья красивые, даже очень.

Алексей увел Веру в зимний сад. Вера за все время их десятимесячного знакомства толком с Алексеем не разговаривала и мнение о нем составила по рассказам мужа.

– Я – крючкотвор и немножко технарь, – говорил муж, намекая на свое увлечение автомобилями, – а вот брат мой старший – настоящий служитель муз. Он им всем служил, разве что кроме Урании [392] , но в конце концов стал музыкальным критиком. Ну и театральным заодно. Строгий у меня братец, ой какой строгий. Про него так говорят: «Холодный не критикует, а обухом прикладывает». Я сам его побаиваюсь немного.

392

Муза астрономии.

Говоря «сам побаиваюсь», Владимир, разумеется, шутил. Он никого и ничего не боялся, и Вере с ним было очень спокойно. Да и сам Алексей совсем не был похож на человека, который «обухом прикладывает». Взгляд добрый, с губ почти не сходит легкая улыбка, злые люди так не смотрят и так часто не улыбаются.

При встречах Алексей непременно рассказывал какие-нибудь истории, анекдоты из богемной жизни. Вере нравилось не только как он рассказывает (выразительно, ярко), но и о чем. В историях Алексея не было пошлости и грязи, чужих тайн он не выдавал и в чужом белье не копался, рассказывал о другом. О проделках студентов консерватории. О том, как у скрипача Исаева украли прямо во время концерта ценную скрипку, а потом оказалось, что он ее сам за кулисами оставил. О том, как тот же Исаев вызвал другого скрипача на дуэль, да не обычную, а скрипичную – кто кого переиграет…

Сейчас Алексей тоже рассказал забавное. Некая генеральская вдова, сорока пяти лет от роду, пытается поступить в частную театральную школу актрисы Художественного театра Софьи Халютиной. Халютина в большом затруднении. Вдова и слышать не желает о том, что в ее возрасте поздновато начинать готовиться к сцене. Утверждает, что талант может проявиться и в старости, то грозит нажаловаться на Халютину градоначальнику, то прельщает ее тройной платой и пожертвованием пятисот рублей на нужды школы. Вера похихикала, уж больно смешно рассказывал Алексей, а сама в душе пожалела несчастную вдову. Мечтала всю жизнь о сцене, да, видно, сначала родители не пускали, а потом муж. И чего Халютина вредничает? Что, тройной оплаты за труды ей мало, да еще пятисот рублей в придачу? Открыла школу, так учи всех желающих, а там видно будет. Другое дело, если у вдовы способностей нет. Так речь идет не о способностях, а о возрасте.