Ретроспект: Исток

Моключенко Виктор Александрович

– Всем закрыть рот, вжаться в землю и вспомнив беспечное детство отползать по канаве в сторону вон тех зданий, видите? Лабиринт называется, кто не в курсе. Если есть другие предложения, слушаю.

Предложений не было, и путники, стараясь не задевать ветвей, поползли в сторону Лабиринта.

– Звездочет, постарайся снять снайперов. С калашей их проблемно тихо погасить, только грохоту наделаем и привлечём внимание зомбей, а снайперский винторез есть только у тебя - прошептал Брама, ткнув его в плечо - не хочется напоследок получить от них пулю в зад. Ты тоже, не увлекайся особо массовым геноцидом, отходи сразу за нами. Где вход в катакомбы знаешь? Ну и хорошо, на всякий случай мы не станем закрывать за собой люк.

Путник скрылся в кустах, проводив его взглядом, Звездочет горько усмехнулся и поднял винторез. Сколько бы ни звали его в ряды путников, он так и останется для них одиночкой, чужаком.

– 12 -

Горячее

дыхание опалило Листа, и он упал кубарем покатившись по земле облепляемый слепышами. Стая суетилась, волновалась - вожделенная добыча, бывшая у них в зубах, пропала. Был запах, было осязание, но сам человек исчез. Только что был здесь, и исчез, резко оборвав дурманящий поток обжигающих мыслей, угасить который можно было лишь горьким привкусом крови. Слепыши жадно облизывали пространство, стараясь вынюхать малейшее шевеление сознания, тускло горящее в серой мгле трепещущим огоньком. Где-то далеко, возле высоких холодных камней, откуда шел оглушительный грохот, и вились стаи раскалённых рассерженных ос, билось оглушающе-давящее присутствие мыслей, заставляющее сглатывать набегающую слюну. Чуть ближе темнела вязкая пелена наполненная мраком и равнодушным стремлением к смерти. Жалкие обрубки сознаний, когда-то бывшие людьми, не могущие найти покой и несущие гибель всему живому, заплетаясь и запутываясь в ногах брели в сторону холодных камней. Туда, где были живые. Слишком далеко для разгоревшейся жажды, а ведь добыча только-только была здесь, сломленная, беспомощная, ослепленная клыками и слаженным танцем смерти. Псы беспомощно нюхали воздух, нервно скуля, и трясь друг о друга облезлыми, покрытыми безобразными язвами боками. Но человека не было, на его месте было бездыханное тело, кусок мяса, имеющий запах, но не имеющий мысли и не вызывающий у них интереса и чувства восторга от угасающей под клыками жизни.

Лист был далеко, в некой невообразимой глубине, которую нельзя описать и передать словами, глубине безвидной и неосязаемой, которую можно лишь пережить, растворяясь в раскрывающейся навстречу бездне. Это было похоже на медленное, плавное погружение на дно прозрачного водоема, в котором он парил не испытывая дискомфорта от отсутствия воздуха. Дыхание ушло, в нем не было потребности тут, в этой бездне, где не было даже дуновения мысли, шевеления эмоций. Безмятежно, спокойно и невозмутимо.

Перед его глазами раскинулся город, мертвый город, по улицам которого ветер гнал смытые обрывки газет и афиш, выцветшие и блеклые надписи, ржавые покрученные фонари в зарослях бурьяна. Где-то совсем не далеко отстал лист кровельного железа и мерно колотился об стену, нарушая гнетущую тишину. Он остановился, достал из кармана начатую пачку сигарет и неторопливо раскурил, поджидая идущих следом бойцов. Итак, город, давно забытый и покинутый, город без следов разрушения и войны. Такое ощущение, что люди просто ушли, бросив его на произвол судьбы. Он видел такое раньше, но не здесь, там не было бьющихся о причал грязно-зеленых волн, что мерно раскачивали заржавленные судна, не было такого бездонно синего неба. Кто-то окликнул его по имени, он оглянулся, и все покрылось пеленой тумана. Скольжение вглубь прекратилось, его мягко, но настойчиво выталкивало наружу.

Он очнулся от глухого гула сотрясшего землю, и, увидев над собой оскаленную пасть слепыша, рывком откатился в сторону, подминая его под себя, пес взвизгнул и отпрыгнул, поднимая в воздух отдавленную лапу. Стая встревоженно вскочила, рассматривая слепыми мордами тело, вставшее само по себе. Лист осмотрелся в поисках автомата, но его не было. Вокруг него плотно прижимались к земле лежали дрожащие псы, следя безглазыми головами за его движениями и скуля при каждом ударе тяжелого облака пульсирующего во всклоченных небесах. Внезапно через стаю прорвалось массивное тело и кинулось в его сторону. Лист едва успел отскочить в сторону, но волколак уже летел обратно. В отличие от слепых псов он не кружил вокруг жертвы, а летел вперед черной смертоносной торпедой. Над высоким лбом горели бешенством огненные глаза, видя перед собой исчезнувшего от восприятия слепых псов человека. Волколак клацнул внушительными клыками перед самым лицом, но человек отскочил. По команде волколака стая вокруг них сомкнулась в кольцо, отрезая пути к бегству и образовывая арену под стремительно темнеющими небесами.

Вожак прыгнул, размазавшись в воздухе тенью ударив в грудь и заставив человека растянуться по земле. Лист перекатился на бок, выхватил из прикрепленного на ноге чехла нож и наотмашь махнул перед зубами волколака. Запястье ободрало жесткой, словно металлической, щетиной и он перекатился через голову:

«Зачем убивать? Неужели нельзя по-иному?»

«Мясо, такое же мясо, как и остальные, ничем не лучше других»

Волколак снова прыгнул, Лист упал на землю, и стая ликующе взвыла. Из последних сил удерживая оскаленную пасть, он пнул вожака коленом в живот и, воспользовавшись замешательством, дотянулся напряженными пальцами до оброненного ножа и воткнул его в горло волколака. Волколак захрипел, выплескивая черный поток крови в лицо человеку, рванувшись в последней попытке перегрызть горло. Ощущая на шее горячее, смешавшееся с кровью дыхание, скользкими от крови руками Лист судорожно оттягивал неистово клацающую острыми клыками пасть.

Ярко горящие глаза внезапно померкли, по телу зверя прошла крупная судорога и он замер. Лист спихнул с себя тушу волколака, встал, пошатываясь и вытирая рукавом лицо и внезапно хрипло, утробно зарычал в сторону стаи. Псы притихли, принюхиваясь к крови волколака, а потом, поджав хвосты, бросились в кусты. Он поскользнулся на мокрой траве, подползая в сторону автомата, что лежал под одним из псов и перевернулся на спину:

– Живое, все живое, по-иному живое, не так как мы… Враждебное, безжалостное… нам не понять пределов жестокости, пока их кровь не смешается с нашей… и, может, даже жестокость научится милосердию, а безжалостность состраданию.

Он опасливо покосился на темнеющее, покрытое проблесками всполохов небо, опираясь на руки тяжело поднялся, подобрал автомат, отыскал в зарослях полыни рюкзак и, шатаясь, направился в сторону зданий. Спустя несколько минут звон в ушах прошел, мир обрел четкость и он услышал частые одиночные выстрелы и невнятное хрипение. На ржавом составе, сплошь покрытом мочалами жгучего пуха, сидело несколько человек, и вело прицельный огонь. Лист отпрыгнул за дерево и, подняв автомат, стал рассматривать сквозь оптику неизвестных стрелков. Странная униформа, когда-то тщательно и скрупулезно подогнанная, сейчас была изорвана, бронежилеты в глубоких прорехах, свидетельствующих об изношенности, но разительнее всего были равнодушно-стеклянные глаза на бледных отрешенных лицах.

Звездочет скрючился в канаве, прячась от пуль и лихорадочно пытаясь вытрясти из винтаря перекосившийся патрон, наблюдая, как косолапые зомби, хрипя и паля из стволов, подходят все ближе. Надо же, перекосило в самый неподходящий момент, может Брама подсунул кривые патроны? Да какая разница, вот идет уравнение всех проблем, пошатываясь, и сипя извечно зомбяцкое – «только вперед…», главное успеть вырвать из крючковатых рук автомат и молится о том, чтобы в магазине осталось хоть несколько патронов, а там по обстоятельствам. Он вытянул короткий широкий нож и приготовился к прыжку, но зомби неожиданно развернулись и начали палить в другую сторону. Проводник рискнул высунуться из-за укрытия, успев разглядеть как шпик, уронив винтовку, рухнул с состава, через мгновение следом за ним полетел другой. Оставшийся снайпер, притаившийся в зарослях пуха, успел развернуть винтовку в сторону неизвестного стрелка, но, получив пулю в лоб, тяжело кувырнулся через спину, слетая с крыши. Выстрелы раздались ближе, послышалось предсмертное хрипение, кусты перед проводником проломились и неизвестный, перекатившись через голову, кувырком влетел в рытвину. Следом простучала очередь, срезая ветки заставив обоих вжаться в землю.

– Спасибо брат, еще минута и меня задавили бы массой…

И тут он пресекся, изумленно рассматривая повернувшегося к нему покрытого кровью Листа:

– Ты? Живой? Но как? Погоди, надо остановить кровь, я сейчас.

Он потянулся за аптечкой, но ведомый перехватил его руку:

– Не моя. Все объяснения потом, этих я пристрелил, но там полно других, ползут сюда от тоннеля, надо уносить ноги.

– Не твоя, ты их что, зубами рвал?

Звездочет выпрыгнул из канавы, высунувшись из-за дерева подобрал первый попавшийся автомат и, срезав очередью неосторожно выглянувшего из укрытия выворотника, указал на небо:

– С минуты на минуту эта иллюминация над нами рванет так, что и костей не соберем. Главное не отставай, трасса тут уже проверена, целый день туда-сюда мотался.

Проводник забросил на спину винтарь, и дал короткую очередь в сторону подползающих зомбей:

– До самого здания почти чисто… не оглядывайся на мертвяков, зомби, особенно старые, стрелки не важные. Все что они умели при жизни постепенно стирается из памяти, истлевает.

Под прикрытием исполинских, покрученных тополей, в которые с хрустом вгрызались разрозненные очереди, они бросились к зданиям, успев перемахнуть через шлагбаум блокпоста, когда небо над ними содрогнулось, зарокотало, осветив пространство режущим сиреневым светом.

– Не закрывай глаза, задействуй светофильтр на полную мощность, мы почти добрались – закричал проводник на ухо Листу, перекрикивая гул развернувшейся стихии.

Изображение мигнуло, потеряло едкую остроту и, разлепив слезящиеся глаза, они вихрем понеслись по территории НИИ, перепрыгивая через завалы брошенного, незавершенного строительства, что тонуло в длинных угольных тенях. Выскочив через пролом в заграждении Звездочет, кинулся по протоптанной в бурьянах путниками тропе к люку. Как и обещал Брама, запасной вход в катакомбы оставили открытым. Пропустив Листа вперед, проводник бросил последний взгляд на разгорающуюся, пульсирующую «сверхновую» поспешил за ним, закрывая тяжелый люк изнутри. Едва он достиг средины колодца, как беснующийся ураган перешел в завывание и неожиданно стих, потом подземелье качнуло волной оглушающего рева. Земля содрогнулась, сверху упало что-то массивное и, разжав руки и цепляясь о металлические скобы, Звездочет тяжело рухнул вниз, поспешно откатываясь в сторону на случай, если люк продавит и колодец засыплет обрушившимися вниз обломками. Но люк выдержал, через несколько минут грохот прекратился, «сверхновая» выплеснулась в пространство неистовой испепеляющей волной, и Звездочет заворочался на холодном полу, потирая ушибленные бока и озираясь в полутьме освещаемой редкими тусклыми лампочками: