Ретроспект: Витки Спирали
Шрифт:
– Не помиловала?
– Представляешь, нет. Я даже пытался применить статус Творца.
– Чхать они на него хотели, если он не подтвержден жизнью. Если по уму, то они правы, и это нам у них стоит учиться.
– Еще сегодня утром думал, что чего-то стою, что-то знаю и значу, и ближе к вечеру понимаю - полжизни зря. Глядя на них признаешь, люди заняты не тем: войнами, доказываниями чья, правда правее, и чей хвост пушистее. Все кажется таким ненастоящим, мелочным рядом с тем, что делают они. Да, у нас есть техника, и бомбы для уничтожения этой техники. Случись чего, то после апокалипсиса выжившим даже палку не из чего будет сделать. А они выживут, выживут и создадут свой мир, куда лучше нашего, человеческого.
–
– Хвосты отрастить что ли? Знаешь, я начал чувствовать себя баюном, так на Марену глядел…
– Хорошо же тебя переколбасило – посмотрел с оторопью путник – пожалуй, тебе стоит вернуться к людям.
Сопровождаемые распевным прощанием баюнов пройдя через резиденцию миновали КПП, свернули к фонтанам и, не взирая на редких прохожих, Брама не церемонясь сунул голову Мака под холодные хрустальные струи.
– Отпустило?
– Да вроде – споласкивая лицо и приглаживая мокрые волосы выдавил Мак-Грегор – чем это меня так?
– Соборное поле баюнов. У тебя психика открытая вот и стал чувствовать мир как они, едва мяукать не начал.
– Они не мяукают.
– Это я так, к слову. Вообще, задержались мы с тобой, мне Наташу надо с работы встретить, тут заблудится раз плюнуть.
– Не местная?
– переводя дух выдохнул Мак - Если не местная то может потеряться.
– На работу сегодня впервые вышла, дороги не знает, а территория в НИИ большая.
– Зачем все это?
– Не понял? – скосил глаза путник, протягивая подкуренную сигарету.
– Сенкс – кивнул Мак – к баюнам зачем водил, ведь не за просто так?
– Конечно, не просто. Словами жонглировать можно как угодно, да только много ли ими поймешь? Прожить надо. Много тебя поняли дома, те, кто не был на Агарти и не торчал десять лет на ее пепелище?
– Сам видишь. Выпустили и снова в застенки. Вломились среди ночи, скрутили и впаяли предательство государственных интересов и измену, с лишением чинов и званий. Политика и деньги. Опротивело все. Когда понял, что не выпустят, сломалось что-то, думал покончить с собой, а тут ваши ребята. Теперь я в ином мире. Не просто в союзе, а в другом мире. То, что вы сейчас делаете - больше интересов отдельной страны, это путь для всего человечества.
– Теперь он и твой. Судьба не делится на мы, вы – она общая для всех, и какой она будет, зависит от нас самих. Несколько часов назад ты был другим, но после баюнов все меняется. Как прежде уже не будет: мы не единственный разум и не имеем права решать за всех. Питомник это модель сосуществования, и принимая их как равных, принимаем, прежде всего, себя. Это нелегко, переломать что-то в голове и признать, что мы уже не вершина эволюции и надо потесниться.
Солнце садилось за липы, зацепившись краешком за горизонт, уходя светить тем, у кого еще ночь. Город вроде вот он, если идти прямо, то минут через двадцать минуешь крайний КПП, а сверчки уже расходились вовсю. Тянуло вечерней прохладой, Брама вытянув ноги сидел на лавочке, ловя неодобрительные взгляды. Знали б вы, как вымотался сегодня специалист без специальности, то не судили бы так строго. С Мак-Грегора что взять - светится как начищенная бляха на ремне. А как не светится – обрел смысл жизни, хотя не совсем гуманными методами. Но победителей не судят, их просто расстреливают. Сидит жив живехонек, лоб морщит. Пусть думает, информации к размышлению у него навалом. Хотя тут думать, думалку сломаешь. Как говорил Лист, это надо чувствовать сердцем, оно лучше знает.
– Брама, пожалуй, детсадик скоро закроют.
– Ну да, пошли, чего сидеть без толку.
Поправив уник на армейский манер, он скользнул в калитку мимо выкрашенных в яркие цвета многочисленных качелей каруселей. Злодейка память тут же выбросила другие, виденные в Припяти: ржавые, покореженные, заросшие бурьяном. Интересно, как они? Стоят заросшие стеной бурьяна, или человеческая рука отделила настоящее от прошлого огненной стеной и сожгла, чтобы вернуть на места былые краски?
Дежурная подняла на Браму голову и путник смущенно прокашлялся:
– Извините, мне Наталью Львовну.
– Вы наверно ее муж? Правильно сделали что пришли, как раз вовремя. Прямо и направо по коридору. Там услышите.
Он благодарно кивнул. Детсадик почти опустел, опоздавшие мамаши вели своих чад за руки, спеша к уютным квартирам, к семьям, куда можно вернуться с работы, неся радость прожитого трудового дня. Мак думал, наверное, о том же, его резкие черты разгладились. К гадалке не ходи, вспоминает сына и жену. Ну, ничего, уже недолго осталось. Напротив групп висели стенды с детскими рисунками. Первые несмелые каракули. Забавные улыбающиеся солнышки, смешные, похожие на обувную щетку ежики, несущие на колючей спине груши-яблоки, домики, с окном на всю стену и вьющимся из трубы дымом. Наташу он услышал издалека, ей досталась старшая продленная группа, чьи родители задержались в лабораториях дольше положенного, не имея сил оторваться от решения загадок или нужных задач. Он вошел тихо, не потревожив напряженного внимания. К Наташе было обращено множество беспечно наивных, доверчивых и любознательных глаз. Никто не шумел, не носился с места на место, боясь нарушить творимое воспитателем волшебство. Слова ее были просты и понятны, а идущее из сердца незримое жемчужное полотно уходило гораздо дальше комнаты, обнимая мир, в который им предстояло шагнуть. Сраженный открывшимся зрелищем Мак неловко споткнулся, наделал шуму, смущенно взглянул на детишек и виновато развел руками. Увидев Браму, Наташа улыбнулась.
– Добрый вечер! – пролетел по комнате гомон – Дядя Толя, а вы нам расскажете о Родине, о героях? Ну, пожалуйста!
Брама незаметно вытолкнул вперед Мак-Грегора:
– Так я не умею рассказывать, а вот видите дядю? Это дядя Мак, самый настоящий морской капитан.
– Настоящий? – округлила глаза кроха с огромным розовым бантом на голове – И акулу видел?
– Видел. Давайте попросим дядю Мака рассказать нам о Родине, он очень стеснительный.
– Дядя мак, дядя Мак – затараторили со всех сторон звонкие голоса - расскажите, расскажите.
Мак беспомощно взглянул на путника, вышел на средину комнаты и сел на предложенный стул. Боль трудно облекать в чужие слова, он собирался с мыслями, а потом вздохнул:
– Родина это все что вы видите: поля, реки, деревья. Все что окружает и что должны беречь, чтобы реки всегда были чистыми, а деревья зелеными. Это самое-самое больше богатство. Вы ведь не любите болеть, правда? Если не беречь природу, мир может заболеть и будет больным и серым. Родина не всегда там, где вы родились, а там где нужнее всего. Вот вы живете с мамой и папой – вы им нужны больше всего на свете, ваша родина там где вас любят. И вы вырастите сильными и добрыми, настоящими защитниками. Настоящие герои, ребята, не сражаются кто сильнее - они там, где никто никого не обижает. И это самые лучшие герои, потому что никто не плачет.
– А Зона? – подал голос серьезный крепыш – мой папа говорил, что сталкеры самые смелые.
– Зона это когда природа очень-очень заболела.
– А почему? – захлопала черноглазая кроха – мы поймем, нам осенью в школу.
– Жили на свете плохие люди, которых в детстве никто не любил. Потому они выросли злыми и сделали природе больно.
– Когда природа заболела, ее огородили высоким забором, и сталкеры стали ее лечить. Да?
– Можно и так сказать – горько улыбнулся Мак – и самые смелые наши лекарство, потому что ничего не боялись. И пошли они за тридевять земель, в черное-черное царство, где не было ни ночи, ни дня, всех освободили и вернули домой.