Ретроспект: Витки спирали
Шрифт:
Брама подобрал упавшую челюсть, Доктор застыл от неожиданности, а Гордеич вообще потерял дар речи.
– Что с них возьмешь, друг-Икс – люди! – ответил кен склонив голову набок – И этот такой же как все. Может запросто сказать незнакомому коту – брысь! Не терзаясь особыми вопросами, что гость сей зван, и так же имеет права быть угощен.
– Холера ясна, Полина – это что? – переводя взгляд с нахального кота на кеноида спросил ошалелый путник.
– Это Икс, второй из ее питомцев – прыснул смехом Ирис, созерцая вытянувшееся лицо путника.
– Развели тут, понимаешь! Куда не ткни разумный
– Нахальство не порок, а счастье – парировал кот, переворачивая порожнюю посудину.
Вступаясь за крестного, юный Верес цапнул говорливого кота, но тот стоически перенес этот непременный ритуал.
– Полиночка, ну когда ты отучишь своего детеныша от хвостохватства? Произвол, причем форменный.
Полина, фыркнув, бесцеремонно отодвинула представителя баюна разумного и вошла на застекленную веранду:
– Не ранее, чем кто-то укротит свои дикие воровские инстинкты! У Брамы диета, понимаешь? Он сюда был послан на излечение и козье молоко это то, что доктор прописал.
– Уж не этот ли? – Игрек опустил голову, высматривая Журбина – я его другим представлял. Выше что ли, умнее.
– А мне молвить можно, нет? – Гордеич сконфуженно кашлянул – я, конечно, понимаю разум и все такое, но гостям снидать надо, а все разговоры опосля. Только при соседях ни слова. У Одарки сердце слабое, вдруг случится с ней чего?
– Ах, что вы так нервны…
– Ирис – шепнул путник – умоляю, скажи, что ты не читал этому коту Булгакова, говорит он как то странно…
– Коту не читал. За Игрека не ручусь, это у Аргуса спрашивай, тоже как выдаст – сам диву даюсь.
Не смотря на пристроенную Брамой веранду, в доме царила все та же зеленая полутьма. Учуявши мышей шерсть на Иксе встала дыбом, он тут же кинулся под кровать, подкинув ее спиной. Брама плотоядно ухмыльнулся:
– Ты, Барсик, пыхти-старайся, пыли там больше чем мышей. Не помню когда в последней полы мылись.
– За Барсика, миль пардон – прозвучал приглушенно чавкающий голос – а мыши тут тихие, непуганые!
Пока Брама поднимал массивный, выскобленный до сочного живого дерева стол, и разворачивался, приноравливаясь протолкнутся с ним в дверь, из-под древней пружинной кровати показалась кошачья морда с развесистой бахромой пыли на усах. Бахрому живописно дополняли несколько торчащих из пасти мышиных хвостов.
– Немного уважения и вы стремительно выросли в моих глазах.
– Не шнуруй под ногами, Барсик, или как там тебя, Эксик – пыхтел путник – а то придавлю в дверях как коту… хвост.
Эксик, по отчеству Барсикович, внявши увещеваниям, пулей выскочил во двор, догадываясь, что хотели прищемить.
– Тяжелый, зараза – перевел дух Брама, опуская дубовый стол посреди полянки, окинув зрелище.
Засучив рукава Полина расставляла снедь на длинной, вышитой крестиком скатерти. Красные голуби на выцветшем древнем льне целовались промеж тарелок с рассыпчатой молодой картошкой, калина развесила гроздья над досточкой с тонко нарезанными ломтиками сала, вышитых черным цифр было уже не разобрать, их скрывали сочные помидоры и зеленые пупырчатые огурцы. Здесь были все свои, потому и на столе все по-простому, без вычурности. Здесь были рады даже черствой краюхе, потому Самум потоптался в дверях глайдера и махнув рукой потащил ящик с продуктами в хату. Гордеич перехватил его у веранды и повел к освинцованному погребу. Брама улыбнулся. Возвратившись к столу, их будет слегка покачивать и выдаст густой винный дух. Полина, конечно же, закроет глаза и сделает вид, что ничего особого не произошло, потому что праздник, день памяти. Двенадцать, как они шутя себя называли, редко собирались вместе. После возвращения из Агарти появилось множество дел требующих иного уровня понимания и ответственности. Они редко собирались на хуторке у Гордеича, и было их уже не двенадцать. Звездочет ушел вместе с Листом за небо, куда-то неизмеримо далеко, намного дальше, нежели самые дальние звезды…
– Скажи-ка, Полинка – отвлекая внимание, спросил, закуривая Брама – если не ошибаюсь, у кенов Род, прайд?
– Ну да – кроша салат, сдула набежавшую прядь со лба та – а чего спрашиваешь? Знаешь не хуже меня.
– Знаю – кивнул путник, спешно туша сигарету о траву и усаживая подбежавшего покрестника на колени – вот у кенов Род, прайд, а у баюнов как? Кошара что ли?
Из-под стола раздалось обиженное ворчание.
– Кошара это у овец, у баранов в частности. У баюнов гнездо.
– Да ну? – вытаращил глаза Брама – это птицы такие? Представляю, как они орут по весне, а если уж нагадят сверху!
Ворчание усилилось, Полина содрогаясь от смеха все еще пыталась резать салат, а из-под стола выполз мрачный «птиц»:
– Вот он, человеческий шовинизм во всей его неприглядности! Ну, гнездо, ну поем, имеем право. Вам завидно?
– Просто представил тебя в гнезде высиживающим яйца. Раз гнездо, то яйца должны быть, вон как у них.
Баюн с кислой миной посмотрел на устроенное на колесе от телеги аистово гнездо.
– Обозначение питомник устроит? Питомник имени товарища Шумана.
– Даже так?
– Да – кивнула Полина, вытирая руки полотенцем и махнув шептавшимся на опушке Доктору с Ирисом – если для кенов кумир Доктор, то для баюнов – Шуман. Он их создатель. Началось все со спора времен разворачивания «Проекта». Журбин выбрал собак, Шуман кошек.
– Шуман не прогадал! – гордо возвестил Икс – сумел бы кен доставить его на «Альфу»? Не смог, а вот мой папенька…
– Прохвост – констатировала Полина – попадись он мне. Всю шкуру спущу, несмотря на конвенцию разумных видов.
– Погодь, так ты что, отпрыск Барсика? Того самого что телепортировал Шумана прямо в стартующий звездолет?
– Говорил же, миль пардон вам, что величаете по отчеству. Вы резко поднялись в моих глазах.
– Так вот где я видел эту хитрую рожу, а то вспомнить не могу! Точно, капля в каплю Барсик, ешкин кот!
– О чем речь? – подошел рассматривая стол Журбин – вижу у вас тут дискуссия.
– Да вот вспоминаем прощальную шутку Шумана.
– Знатный фортель выкинул – присаживаясь, вздохнул он – кто мог знать. Едва прибыли на космодром, как он испарился вместе с котом. Прыгнул за «Альфой» прямо на орбиту. Улетел-таки, шельмец, к своим звездам и был прав. Мечты надо осуществлять и завершать, иначе это не мечты, а так, мелкие сиюминутные желания.