Ретроспект: Витки Спирали
Шрифт:
По обе стороны ворот высился гигантский монумент. В темном граните навек застыли, повернув встревоженные лица и указывая в сторону саркофага пожарник, военный и врач, пытаясь защитить, заслонить собой стоящих позади ликвидаторов от неотвратимой, неминуемой беды. Звезда Полынь уже взошла, волоча святящийся хвост. Ее бледный отблеск плясал на лицах, а они смотрели на разрушенный энергоблок, пытаясь успеть отвратить незримую гибель. Подножье венчала дата аварии и тисненная золотом надпись. «Шагнувшим в бессмертие, от живых, вечным». Едва Брама стал на плиты, как из-под ног, уходя в небо, вырвалось полотно призрачного света. Перед взором проступили лица, имена, судьбы. Он сглотнул тяжелый ком и едва нашел силы посмотреть направо, на другую сторону дороги, где путник и лесник тянули друг другу руки, в последнем порыве взбугренных мышц пытаясь соединить пролегшую меж ними пропасть. В горящих решительностью лицах проступало отчаяние, руки не прикасались, не дотягивались на самую малость. Снизу, из едва различимого зрителем мрака, к ним тянулась третья, закованная в сталь экзоскелета, замыкая бездну и сияя соцветием восстановленного атома. Брама вглядывался в лица тянущихся Маркова и Кречета, навечно оставшихся молодыми Стебля, Брылу и Лебедя, со стыдом и горечью пытался вспомнить застывшие в черном граните лица лесников. В руку лег поданный Полиной букет, он сделал последний, нетвердый шаг, бережно уложив на подножье полыхнувшие огнем гвоздики.
– «Шагнувшим в бессмертие, от живых, вечным…» – кивнул Брама – лучшего не придумаешь, не скажешь.
– Им большего и не надо – обронил Самум – главное, чтобы помнили. Помнили: не боги остановили разнуздавшуюся стихию, а они, самые обычные люди. Мало кто видит в их «соцветии» больше, нежели укрощенный мирный атом.
– Потому что мало кто знает – согласилась Полина, прижимаясь к путнику – авария на ЧАЭС это только поверхность. Людям не дано знать больше. Меньше знают, крепче спят.
– На что же нам, людям, тогда надеяться – развел руками путник – не ждать же новых монументов памяти как этот?
– Только на взросление, Брама – устало кивнула та, смахивая слезы – однажды они повзрослеют. А до этого нам нужно ждать, опекать, если нужно. Столетие за столетием, как мать опекает малое, неразумное дитя.
– Столетие за столетием? – прошептал пораженно путник, вытирая ей слезы широкой ладонью – это что же, мы вечны?
– Вполне возможно – кивнул особист, и помолчав добавил – у вечности свои законы. Ты нам нужен. Всем нам. Им.
– Да – покивал Брама – главное для человека нужность, быть нужным. Если ты никому не нужен, то себе и подавно. Так что же теперь? Вечность? Бессмертие? Раз так, то у него и задачи быть под стать. Не вечно же мне козам хвосты крутить.
– Хвосты крутят свиньям, или быкам – улыбнулась сквозь слезы Полина – но тебе и козий подойдет.
Брама низко, до земли поклонился монументу, внезапно подхватил обоих на руки и закружил, задорно и глубоко смеясь.
– Ну и здоров же ты – распрямляя одежду, пробурчал одобрительно особист – и где только сила берется?
– От мамы с папой, у нас в роду все такие. Казацкому роду нема переводу. Вот и сестра такая.
– А я думал ты бандеровец, ну оттуда. С западной Украины. Вакарчук вот земляк, тот, что Океан Эльзы.
– Не трогай его – пнула особиста Полина – не провоцируй. Думаешь, не знаю что у тебя на уме? В вероятники сманить хочешь? Тоже мне, прогрессоры-благодетели. Дети великовозрастные! Прежде чем другим вероятностям счастье внедрять, для начала в своем порядок наведите. Можно подумать, у нас все идеально. Не дам: пусть сам выбирает, да и с родственниками пусть пообщается, а то забился в Зону и три года как мышь под веником сидел, пока мы мир улучшали. Согласно коммунистическим заветам и принципам эволюции общества.
Брама весело насвистывал, радуясь про себя, что постулатовцев здесь днем с огнем не сыщешь. Прикидывал возможные огневые точки, слабые места в обороне, а потом расслабился, делая вид, что такие прогулки под саркофагом для него плевое дело и немедля встрял в разговор.
– Какие такие прогрессоры?
– Не делай вид что ты тупее паровоза, плохо получается. Сам знаешь, что обозначает. После Агарти, не ломая голову мы одолжили это обозначение у Стругацких. Вот как с кенами: кто-то из лесников их назвал, так прилепилось, не оторвешь.
Самум отмахнулся от прыгающих Игрека и Икса, которым в их отсутствие велели приглядывать за Вересом младшим:
– Увидев живого кеноида воочию те дали авторское разрешение. Не ждали скорого свершения своих идей, еще при жизни. Вот как вышло: прыжком из пост перестроечной разваленной разворованной страны, да в космическое состояние.
– Слушай, партия, дай порулить, а? – потирая рукой пульт взмолился Брама – сто лет мечтал на такой штуке полетать.
– Ладно – милостиво согласился особист и взглянул на Полину – у нас в талоне много не пробитого места осталось?
Северова, чеша разомлевшего от удовольствия Икса за ушами, оценивающе посмотрела на путника, и кивнула:
– Небесного гаи еще нет, но загубленного прототипа я тебе не прощу. Пусть рулит, быстрее привыкнет к новому миру.
Брама просиял, плюхнулся в анатомическое кресло и деловито положил руки на руль:
– Ну, где тут зажигание, чего тыкать?
– Тыкать будешь на гражданке, а здесь достаточно слегка потянуть руль.
Путник немедля потянул на себя и глайдер стрелой взвился в воздух. Компенсаторы действовали исправно, будь иначе, им бы точно не собрать костей. Верес радостно захлопал, а особист стремительно выбил на пульте трель команд.
– Тпру!
– Что тпру, повозка, что ли? – выделывая в воздухе вираж, отмахивался путник от насевшего друга.
– Да рулишь словно телегой! Тише давай, иначе ей Богу звезданемся!
Брама пустил руль, мир перестал вертеться, солнце заглянуло в правый иллюминатор, а Верес вернулся к свои книжкам.
– Ты же говорил все дублировано и надежно? – разочаровано протянул путник.
– Для нас надежно, но не для летящих на встречу самолетов. При такой скорости у них ни единого шанса.
Брама, наконец, заметил на радаре приближающиеся метки, побледнел, и вздохнул вслед за особистом.
– Вот потому-то глайдеры существуют в нескольких экземплярах. Когда установим аналогичную телеметрию и айнеры на всех воздушных судах, тогда можешь резвиться, да и то, в определенных рамках. ОМОН, от лихачей в небе, тоже поставим.
– Айнер? Впервые слышу о такой штуковине. Полина, не просветишь отставшего от времени путника?
– Обнулятор скорости, антиинерциатор – бросила она из пассажирского отсека – уравновешивает перегрузки внутри.