Реванш императора
Шрифт:
–Пускай ударят. Этого я и хочу. А тебе придется держаться. Здесь останется только дивизия Башлу, которая будет защищать мой центр и левый фланг. В то же время я собираюсь двинуть к замку вторую большую батарею. Надеюсь, к тому моменту земля достаточно подсохнет. Ее задачей будет блокировать замок, чтобы оттуда не возникла угроза левому флангу центра, но я не стану этого делать до тех пор, пока неприятель не двинет резервы для защиты своего левого фланга. А как только он бросит их против тебя, д'Эрлон, вот тогда мы и возьмем его в оборот. Лобо во главе Шестого корпуса перейдет в наступление, прикрываясь до поры твоей пехотой. Он обойдет твою группировку справа и, как только неприятель ударит тебе в левый фланг, зайдет ему в тыл и возьмет в клещи.
Наполеон кинул взгляд на Ярослава:
– Это будет ключевой момент. Как только Лобо зайдет ему в тыл, «Веллингтон» будет вынужден переместить часть своих резервов на левый фланг для контратаки. И тогда отборные части Императорской гвардии нанесут стремительный удар в центр позиции англичан.
– Император говорил возбужденно, отрывисто, отмечая будущие передвижения войск ногтем на карте.
– Вторая большая батарея прикроет гвардейцев слева, в то время как первая будет палить поверх голов наступающих, чтобы неприятель и головы высунуть не мог. Если все пройдет как задумано, «Веллингтон» сломается!
Ярослав с сомнением посмотрел на позиции противника, потом смерил взглядом открытое пространство, которое предстояло преодолеть гвардейцам под массированным огнем вражеской артиллерии. Оно было очень широким.
–Это будет здорово похоже на психическую атаку, - пробормотал он.
–Что вы сказали?
– встрепенулся Наполеон.
–Да нет, ничего особенного. Надеюсь, вы знаете, что делаете.
–Разумеется.
Крупное ядро ударилось в землю в нескольких метрах от большой группы штабных. Ошметки грязи забрызгали Наполеона с ног до головы.
– Ступайте с Богом!
Оба военачальника отдали честь и бросились к своим коням. Сопровождавшие их офицеры с криками «ура» последовали за командирами.
– Не пора ли нам объехать войска?
– предложил Наполеон и, не дожидаясь ответа, двинулся к коновязи.
Сразу несколько рук подхватили императора сзади и помогли ему взобраться в седло.
–Сто лет не ездил на лошади, - признался Наполеон, с некоторой опаской пустив коня шагом по кругу, чтобы приспособиться к его нраву. Над соседней батареей взорвалась бомба. Целая повозка, груженная снарядными ящиками, с оглушительным грохотом взлетела на воздух. Лошадь императора испуганно заржала и метнулась в сторону, но тот железной рукой натянул поводья и заставил животное замереть на месте. Тут его взгляд упал на продолжавшего стоять Ярослава.
–Вы собираетесь сопровождать меня пешком?
– с иронией поинтересовался Наполеон.
–Я не умею ездить верхом, - пробормотал историк, испытывая жгучий стыд от насмешливых замечаний некоторых молодых офицеров за его спиной.
Наполеон уставился на него в затруднении.
– Ладно, садитесь на коня, - решил он,- а я прикажу кому-нибудь вести его под уздцы. Давайте скорее!
Радуясь в душе возможности убраться из-под обстрела, Ярослав безропотно позволил усадить себя на низкорослую смирную кобылу. Молодой гусар подхватил ее под уздцы и пристроился справа от императора, который направил коня вниз по склону в направлении большой батареи. Без малого сотня ее орудий палили безостановочно, осыпая ядрами и бомбами позиции союзников на противоположном склоне долины. Над полем клубился пороховой дым, но сквозь облака еще можно было довольно отчетливо рассмотреть неприятельские пушки на гребне, изрыгавшие огонь с английской методичностью.
С непривычки историку показалось, будто он попал в настоящий ад. Вокруг грохотало, ежесекундно над головой свистели ядра и пули, со всех сторон доносились душераздирающие крики раненых и умиравших людей и лошадей. Но император вел себя величаво и спокойно, а солдаты тех подразделений, мимо которых пролегал его путь, приветствовали главнокомандующего восторженными возгласами, срывали шляпы и махали ими в воздухе, выкрикивая его имя.
Глаза Наполеона сияли. Он остановил коня у выстроенного в каре полка, приблизился к полковому знамени, протянул руку и коснулся трехцветного полотнища, пробитого пулями и испещренного ржавыми пятнами крови.
– Я помню вас, славные воины Тридцать первого полка!
– закричал он, возвысив голос и приподнявшись на стременах.
Ярослав присмотрелся к солдатам-пехотинцам. Почти все лица несли на себе расплывчатую печать незавершенности, но по мере того как Наполеон скользил взором по рядам, все больше и больше лиц обретало нормальные черты. Как будто машина Древних Странников по-прежнему держала контакт с мозгом императора и продолжала наносить дополнительные мазки на общую панораму в соответствии с его оживающими воспоминаниями.
– Вы добывали мне победу на полях десятков сражений, и я уверен, что сегодня вы добудете ее снова!
Он поднес к губам край знамени и поцеловал. Солдаты пришли в неистовство. Их дружное «ура» на миг перекрыло звуки канонады. А Наполеон уже направил коня к следующему каре. Здесь церемония с целованием знамени повторилась, но речь свою император построил немножко по-другому:
– Солдаты славного Двадцать восьмого пехотного! Вы были со мной под Аустерлицем! Вы были среди первых, кто прорвал фронт неприятеля. Сегодня вы можете добавить новую легенду к истории своего полка и в очередной раз увенчать себя бессмертной славой!
И в этом полку люди буквально с ума сходили от восторга, а несколько человек, сломав строй, выбежали из рядов и бросились к императору, обуреваемые единым желанием прикоснуться к своему кумиру, а если не к нему самому, то хотя бы к стремени его лошади или заляпанному грязью сапогу.
Наполеон смотрел на этих людей со странным выражением лица, и Ярослав готов был поклясться, что видел слезы на его глазах, когда он целовал знамя.
За их спиной вдруг послышались истошные вопли и стоны. Историк непроизвольно оглянулся и похолодел. Как раз напротив того места, где они только что стояли, в строй врезалось вражеское ядро крупного калибра. Оно пропахало кровавую борозду в людской массе, убив и ранив сразу несколько десятков бойцов, но Наполеон даже не обернулся на крики раненых.
У Ярослава закружилась голова. Он уже плохо понимал, что происходит наяву, а что существует только в его воспаленном воображении. Услужливая логика подсказывала, что этот кошмар не может быть реальностью. Настоящая битва при Ватерлоо состоялась давным-давно, на ныне мертвой планете, некогда бывшей прародиной человечества.
И все же он ехал бок о бок с живой легендой и своими ушами слышал громогласные приветствия, которыми солдаты встречали своего императора. Зрение и слух говорили ему о реальности происходящего. Он никак не мог разобраться в этом противоречии, порождавшем массу вопросов, на которые он не знал ответа. Если это - игра, то для чего она? Можно ли считать иллюзией кровь и оторванные конечности убитых на его глазах солдат? Может ли он сам погибнуть в этом безумном столпотворении? Еще одно вражеское ядро пронеслось мимо, обдав его щеку воздушной волной. У него как-то сразу пропало желание узнать ответ на последний вопрос ценой собственной шкуры. А тут еще в голову пришла шальная мысль, что машина может запросто залезть в его мозг. Интересно, что будет, если он сейчас мысленно пожелает умереть? Он содрогнулся и поспешил отогнать от себя любые думы о смерти и обо всем, что с ней связано. И все-таки ему не давал покоя вопрос, для чего машина устроила этот спектакль. Быть может, она сошла с ума как другие машины в этом странном мире? Быть может, весь мир сошел с ума, и все, что он видит, лишь слабый отголосок этого всеобъемлющего безумия?