Реваншист. Часть вторая
Шрифт:
В дверь стукнули, в проем всунулась вихрастая голова. Лицо незнакомое.
– Кто здесь Самец?
– Я.
– К тебе пришли.
Бух! Ни «здрасьте», ни «до свидания». Вот молодежь! Сообразив, о чем только что подумал, я рассмеялся. Нашелся «старик». В марте мне исполнился двадцать один год. Никак не привыкну. Кто, интересно, пришел?
Я встал и переоделся. Встречать гостя в трениках негоже. Хотя здесь не стесняются. Но мы писатели или кто? Я запер за собой дверь и стал спускаться по лестнице. По пути спохватился. Посыльный прибегал не зря. Система пропуска в общежитие работает так. Возле вахтерши дежурит двое-трое жильцов. Приходит гость, называет фамилию, к кому пришел. Дежурный идет вызывать. Хозяин спускается, сдает свой пропуск, гость тоже
Свой пропуск я забыл в комнате, но возвращаться не стал. Плохая примета. Понадобится – сбегаю.
Юзефа свой пост сдала, дежурила Степановна. Старая грымза! У этой мышь не проскочит. Возле стола болтаются двое парней – это дежурные, – и стоят три девчонки. Которая из них ко мне?
– Сергей!
Ко мне шагнула стройная девушка. Овальное лицо, точеный носик, карие глаза. Темно-каштановые волосы, стрижка «каре». Хороша, чертовка!.. Мать! Я едва не выругался. Это ж надо было забыть! Передо мной стояла Галя, моя первая жена. Через полгода мы поженимся, через три месяца разбежимся. Вернее, убежит она. Стать женой прапорщика ей покажется перспективнее, чем начинающего писателя. Он то ли пробьется в литературу, то ли нет, а с прапорщиком надежнее. Сытнее. Через четверть века мы встретимся. Я забегу в пригородный магазин и увижу ее за прилавком. Рано постаревшую, с железными зубами во рту. Мы узнаем друг друга. Я замечу ее оценивающий взгляд. Дорогой костюм, модные туфли, швейцарские часы на руке. К магазину я подъехал на «Мерседесе». Тот был служебным, но она этого не знала. Я направлялся на переговоры с инвестором, а он жил за городом. Автомобиль через огромное стекло магазина Галина явно увидела. Мы обменялись парой фраз. Говорить было не о чем: прошлое сгорело. Я купил, что мне требовалось, и ушел. О встрече скоро забыл. Эта женщина меня более не интересовала.
Здесь я буду страдать. Запью, начну курить. От последней привычки не избавлюсь никогда. Ну и на фиг мне такое счастье?
– Привет! – выдавил я.
– Говорят, ты попал в больницу, – сказала она, глянув на мой лоб.
А то не знаешь! Галя так же, как и я, работает в прессовом корпусе. Смена у нее другая, но весть донесли. Такие новости расходятся мгновенно. Однако в больницу она не пришла. Мастер прибежал, а возлюбленная не спешила. И сегодня выбралась лишь к вечеру. Наверное, гладила, стирала, наводила красоту. А Сергей? Он никуда не денется…
– Как ты себя чувствуешь?
Вопрос дежурный. Мое самочувствие ее волнует, как зайца Интернет. И как я этого ранее не замечал?
– Спасибо, хорошо.
– Погуляем?
В глазах Гали читается предвкушение. Сейчас тип с пластырем на лбу обрадуется и побежит за кошельком. Отведет ее в кино, купит мороженое… Вечер нужно провести с пользой. Счас! Только шнурки поглажу.
– Извини, занят.
Вахтер и дежурные насторожили уши. Скандальчик. Отказали самой красивой девушке общежития. Теперь будут перетирать.
– И чем же? – язвительно спрашивает Галя. Лицо насупленное, глаза злые. Не привыкла к такому. А придется…
– Лечусь. Всего доброго.
Разворот – и к лестнице. Отношения нужно рвать, как бинт с раны, – резко и без жалости. Тогда не так больно. Гале это только на пользу. Возможно, найдет себе лейтенанта, а не прапорщика. Тот, как мне рассказывали, ее поколачивал…
В воскресенье я дисциплинированно вернулся в больницу, а в понедельник меня выписали – состояние больного не вызывало у врачей тревоги. Еще неделя амбулаторного лечения, и я вернулся в прессовый корпус. Там написал объяснительную, изложив в ней придуманную самим же легенду. Мастер ходил довольный – от него отстали. На щитке шлифовального станка нашлась вмятина (интересно, чем делали?), так что версия прокатила. Виновным назначили пуансон. Проверка показала, что тот перекален. В термическом цехе кому-то объявили выговор. И поделом – нефиг халтурить. Парни с участка мне подмигивали и пожимали руку. Мамая у нас любят – хороший мужик.
Дни потянулись скучные. Я работал, приходил в общежитие, ел и снова работал – уже за столом. Засиживался за полночь. Придя со второй смены, вскакивал в семь и садился писать. В 2000-е от такого темпа я бы загнулся. Здесь – хоть бы хны. Юность – сил полно. Пару раз Коля вытянул меня на футбол, но в последующем я отказывался. Коля поначалу обиделся, но после махнул рукой. Пусть пишет, контуженый!
Сосед у меня хороший. Если не играет в футбол, то отирается в женском корпусе. Коля – завидный жених. Высокий, стройный, красивый. В институте учится… Девчата вьются возле него, как мошкара. Стоит Коле прийти со смены, как его утаскивают в женский корпус. Там кормят, поят, ну, и ласкают, наверное. Подробностей не знаю – Коля не делится. Только улыбается, словно кот, съевший сметану…
Ночевать Коля приходит домой. Здесь с этим строго. Ночь в женском корпусе грозит неприятностями. Случай зафиксируют, после чего потребуют жениться. Откажешь – пойдут жаловаться в профком, в комитет комсомола. Дескать, поматросил и бросил. Уволить не уволят, конечно, но из института выпрут. Распутным не место среди строителей коммунизма. Моральный Кодекс, ёпть!
Девчонки не оставляют попыток уложить Колю в постель, поэтому, зазвав в гости, поят вусмерть. Не раз, выйдя в коридор, я заставал соседа в живописном состоянии. Цепляясь за стенку, он полз к комнате. Увидев меня, махал рукой и улыбался. Дескать, все нормально, корабль держит курс в гавань. А то, что говорить не может, – ерунда. Я подхватывал обмякшее тело, буксировал к койке, где укладывал и раздевал. Сам Коля сделать это был уже не в состоянии. Страшная вещь – женская любовь!
В свое время я тоже посещал женский корпус. В этот раз завязал – некогда. Ко мне тоже не ходили. Как поведал Коля, девушки опасались. Если завернул первую красавицу… Мне это было на руку. Взрыв гормонов хорошо гасит физкультура. В той жизни, вернувшись из армии, я забросил спорт. А вот выпить и поесть любил. К тридцати годам обзавелся брюшком. К пятидесяти сел на таблетки. Гипертония, холецистит, гастрит, артроз… Не собираюсь это повторять.
Через дорогу от общежития тянется заброшенный яблоневый сад. За ним плещется Чижовское водохранилище. Отличное место для занятий! Пробежка, затем силовые упражнения. В саду кто-то соорудил турник – дай бог ему здоровья! Подтягивания, выходы силой, подъемы переворотом… Приятная усталость и мышечная радость назавтра. По лестнице на свой этаж я поднимаюсь, прыгая через ступеньку. Хорошо быть молодым и здоровым!
К сентябрю повесть была закончена. Справился бы и быстрее, но писать от руки… Жуть! Я перечитал текст, внес необходимые правки – все. Осталось перепечатать. В редакциях принимают только машинописные тексты, никто не станет разбирать твои каракули. Не проблема. Машинисток на заводе полно, и все рады подзаработать. В той жизни я отдавал им курсовые работы и помнил тариф – двадцать копеек за страницу. Деньги у меня имелись. Монашеская жизнь позволила кое-что скопить. К тому же Госстрах заплатил за травму. Врач в больнице не обманул – справку составил хорошую. Мне выплатили двести рублей – живем!
Предложение отпраздновать завершение работы Коля воспринял с энтузиазмом. На календаре – суббота, самое время отдохнуть. Мы сбегали в магазин и в обед вдумчиво, со вкусом посидели. К вечеру добавили и отправились на дискотеку. По субботам ее устраивают в общежитской столовой. Колонки, проигрыватель, магнитофон… Технику приобрел завод, диск-жокеи работают бесплатно – из любви к искусству. С посетителей денег не берут. Коммунизм…
Мы с Колей ввалились в столовую, когда веселье было в разгаре. Гремела музыка, народ прыгал. К соседу тут же подлетели девчонки и утащили танцевать. Меня не тронули. Я отошел в сторону. Осмотрюсь. Народ самозабвенно плясал, хотя некоторые, так же как я, подпирали стены. Чего, спрашивается, пришли? Ладно, я, забывший, как веселятся в этом времени, а вы? Музыка стихла, и ко мне подлетел Коля. Лицо его покрывали капли пота – плясал от души.