Ревекка и Ровена
Шрифт:
Расстегнув кольчугу рыцаря, Вамба обнаружил у него на шее медальон с прядью волос, но не льняных, как у леди Ровены, которая была почти альбиноской, а черных, похожих - как показалось Вамбе - на кудри еврейской девушки, которую рыцарь некогда спас в Темплстоу. У него имелся и локон Ровены, но тот хранился в бумажнике, вместе с гербовой печатью и несколькими медяками; ибо наш славный рыцарь никогда не бывал при деньгах - слишком щедро он их раздавал.
Вамба взял бумажник, печать и медяки, но медальон оставил на шее своего господина и, возвратившись в Англию, не заикнулся о находке. В конце концов откуда ему было знать, чей это локон? Может быть, бабушки рыцаря? И он держал язык за зубами, когда передавал
Бедный шут не ушел бы от тела: он просидел возле него всю ночь, до рассвета; но тут, увидев, что к нему приближаются две какие-то подозрительные фигуры, он в ужасе бежал, сочтя их за мародеров, которые пришли грабить убитых. Не отличаясь храбростью, он кубарем скатился со стены и мчался со всех ног, не останавливаясь, до самой палатки своего покойного господина.
Известие о гибели рыцаря, как видно, уже дошло туда; слуги разбежались и увели лошадей; сундуки были пусты, в комоде не осталось ни одного воротничка; постель, одеяла - и те унесли "верные" слуги. Кто же убил Айвенго? Это по сей день остается тайной; но только Роджер де Вспинунож, которого он одернул и который во время штурма замка Шалю находился как раз позади него, спустя два года появился при дворе короля Иоанна в вышитом бархатном жилете, а этот жилет - Ровена могла бы присягнуть - она сама вышивала для Айвенго, вдова хотела поднять по этому поводу шум - но только... но только она уже не была в то время вдовою.
Мы не можем сомневаться в искренности ее горя, ибо она заказала себе самый глубокий траур, какой только могли изготовить йоркские портнихи, и воздвигла мужу памятник размером с соборную башню. Но это была дама столь высокой добродетели, что она не позволила горю сломить себя; и когда вскоре представился случай соединить две лучшие саксонские семьи в Англии посредством брака с джентльменом, сделавшим ей предложение, Ровена из чувства долга отказалась от своего намерения больше не выходить замуж и вступила во второй брак.
В том, что этим джентльменом оказался Ательстан, я полагаю, не усумнится ни один читатель, знакомый с жизнью и с романами (а это ведь копии жизни, к тому же высоконравственные и поучительные). Брачная церемония была совершена кардиналом Пандульфо, а чтобы уж не оставалось никаких сомнений (ибо тело Айвенго не было доставлено домой, и его даже не видели после того, как Вамба убежал от него), его высокопреосвященство добыл от папы решение, которым первый брак аннулировался, так что Ровена со спокойной совестью стала миссис Ательстан. И не будем удивляться, что она была счастливее с тупым и вечно хмельным таном, чем с кротким и печальным Уилфридом. Разве женщины не отличаются склонностью к дуракам? Разве они не влюблялись в ослов, еще задолго до любви Титании к ткачу Основе? Ах, Мэри, если б ты не предпочла осла, разве вышла бы ты за Джека Брая, когда тебя любил Майкл Анджело? Ах, Фанни, если б ты не была истой женщиной, разве любила бы ты так преданно Тома Икоткинса. который тебя бьет и приходит из клуба пьяный? Да, Ровена в сто раз больше любила пьянчугу Ательстана, чем благородного Айвенго; так любила, что садилась к нему на колени в присутствии всех своих девушек и позволяла ему курить сигары даже в гостиной.
Вот эпитафия, которую она заказала отцу Дроно (гордившемуся своей латынью) для могильной плиты в память первого мужа:
Рыцарь Уилфрид здесь зарыт, за битвы премногие
он знаменит.
В краю, где живут француз и норманн, супостатам нанес
он немало ран,
В Берберии он побывал, турок нещадно бивал;
Буагильбер убит был им, узрел он град Иерусалим.
Вдова его горевала, утешенья не знала,
Пока не вышла за Ательстана, славного саксонского
тана.
{Перевод В. Рогова.}
А вот эти же строки, переведенные стихоплетом Вамбой:
Requiescat
{Да покоится (лат.).}
Здесь под могильной плитой
Вечный вкушает покой
Уилфрид, бесстрашный герой.
В гуще безжалостных сеч
Многих противников лечь
Вынудил рыцаря меч.
Средь палестинских долин
В жарких боях паладин
Метко разил сарацин.
В Иерусалиме он был,
Честь паче жизни ценил,
Буагильбера сразил.
Ныне под камнем седым
Рыцарь лежит недвижим.
Кто же сравняется с ним?
Еле от скорби жива,
Горько рыдала вдова
Где утешенья слова?
Лишь успокоясь душой,
Жребий узнала благой,
Став Ательстану женой.
{Перевод В. Рогова.}
Ательстан громко захохотал, услышав последнюю строку, а Ровена приказала высечь шута, и это было бы сделано, если б не вступился тот же Ательстан. А ему, сказала любящая супруга, она ни в чем не может отказать.
Глава IV. Айвенго Redivivus. {Воскресший (лат.).}
Я надеюсь, что, несмотря на описанные в предыдущей главе события, никто не поверил, будто наш друг Айвенго действительно убит. Если мы сочинили одну-две эпитафии и поставили памятник, это еще не значит, что его нет на свете! Тут как в Пантомиме: когда Клоун и Панталоне обряжают тело Арлекина и плачут над ним, мы можем быть уверены, что Арлекин через минуту воспрянет, сверкая блестками своего камзола, надает им обоим затрещин и пустится в пляс с Коломбиной, или весело выглянет из циферблата часов, или спрыгнет с третьего этажа. Так и сэр Уилфрид, Арлекин нашей рождественской повести; хоть он и проколот в нескольких местах и прикинулся мертвым, но наверняка воспрянет в нужный момент и покажется нам.
Подозрительные личности, обратившие в бегство Вамбу, вовсе не были грабителями и душегубами, как вообразил бедный шут; то был не кто иной, как отшельник, почтенный друг Айвенго, и один из его собратьев, которые вышли на поле битвы, чтобы поискать, кого из христианских воинов требуется причастить и подготовить к небесам, а кому могут понадобиться услуги лекарей. Оба они были на редкость искусными врачевателями и имели при себе те драгоценные эликсиры, которые столь часто встречаются в романах и столь чудесно возвращают людей к жизни. Кинувшись бежать, Вамба уронил безжизненную голову своего господина, которая покоилась у него на коленях, так что она довольно сильно стукнулась оземь, и если б шут не убегал с такой поспешностью, он услышал бы, как сэр Уилфрид издал глухой стон. Но хотя шут не услышал этого, зато услышали святые отцы; опознать отважного Уилфрида, вынуть огромный кинжал, все еще торчавший у него в спине, промыть рану чудодейственным эликсиром и влить несколько капель его в рот раненому - все это было для добрых отшельников делом одной минуты. Оказав ему первую помощь, добрые люди осторожно подняли рыцаря, один - за ноги, другой - за голову, и унесли в свою келью, вырубленную в ближайшей скале.
Что касается графа Шалю и остальных жертв битвы, то отшельники были слишком заняты возней с Айвенго, чтобы подумать о них, и, очевидно, не потратили на них ни капли своего эликсира; так что если они на самом деле мертвы, то их хладные трупы по сей день лежат на крепостной стене; а если нет - то сейчас, когда занавес перед ними опустился, они могут встать, отряхнуться и выпить за кулисами по кружке портера или снять театральные костюмы и идти домой ужинать. Это уж, милые читатели, вы решайте, как вам будет угодно. Если вы хотите убить действующих лиц по-всамделишному пожалуйста, пусть себе будут мертвы, и точка, но, entre nous {Между нами (франц.).}, мне кажется, что они такие же мертвецы, как мы с вами; а иногда мне сдается, что во всей этой истории вообще нет ни слова правды.