Реверс
Шрифт:
Впереди пыхтел, стоя на месте, пятиосный паровоз, впряженный в длинный состав, груженный лесом. Из будки выглядывал машинист, с интересом наблюдая за погоней.
Макс наддал из последних сил. Все равно ничего другого не оставалось.
Грохнул выстрел. Пуля ударила в щебень.
– Сто-о-ой! – Преследователи заметно приблизились. Макс слышал, как гулко топали их сапоги.
– Эй! – крикнул вдруг спереди паровозный машинист, высунувшись по пояс. – Давай сюда!
Макс не заставил себя ждать. На ступенях силы почти совсем покинули его, но была протянута рука, и в эту мускулистую руку Макс вцепился как клещ.
Он слышал, как запоздалая револьверная пуля срикошетировала от паровоза. Слышал, как машинист, высунувшись из будки, ругался в ответ черными словами и как некий полицейский – вероятно, офицер – срывающимся голосом требовал именем закона выдать бежавшего преступника. В ответ последовала еще одна ругательная тирада и предложение подняться на паровоз, применив силу, «раз такой смелый». Странно: от предложения полицейский отказался.
Какое-то время они еще переругивались, потом угрозы и брань стихли. Макс продолжал жадно глотать воздух.
В тендере объявился машинист – фуражка набекрень, кривая ухмылка на губах. Был он не стар, вряд ли сильно за сорок, но, судя по ухмылке и ровно наполовину седой голове, любил острые моменты в жизни. Подмигнув, сказал:
– С тебя причитается.
Макс кивком показал, что нисколько не возражает.
– За кочегара поработать можешь?
Макс ничего не понимал, но снова кивнул.
– Ну вот и хорошо. А то мой кочегар – тот еще фрукт, видишь, нет его. Опять небось загулял, стервец. И помощника нет, заболел, ну как тут быть? А у меня вот-вот отправление. Семафор уже открыт, видел? Начальство обещало прислать кочегара, а его нет как нет… Чур, уговор: не сбегать раньше времени, поедем до самой Пулахты. На дровах, хе-хе. Дрова везем, дровами топим. Вон там колун, давай приступай. Только пока из города не выедем, из тендера лучше не высовывайся, мало ли что… По рукам?
– По рукам, – еще не очень веря в свою удачу, сказал Макс. – Тебя как звать?
Машинист ухмыльнулся еще шире.
– Зови Психом, это прозвище. А хочешь – зови Благодетелем, это будет по существу.
– А я – Макс.
– Странное имя. Нездешний, что ли?
– Нездешний. Слушай, а чего полицейские на паровоз не полезли?
– Как чего? Испугались!
– Почему?
Сдвинув на лоб фуражку, Псих почесал затылок.
– Ты, друг Макс, наверное, очень нездешний… Экстер риториальность же! Что на подвижной состав попало, то для полиции пропало. Никто не сунется, не дрейфь. Это же скандал будет невообразимый, поезда ходить перестанут! И не будут ходить до тех пор, пока мое начальство не сдерет с местного такую компенсацию, что мало не покажется! Не-ет, здесь ты в безопасности… ну, пока я тебя пинком не вышиб за плохую работу. А там, откуда ты родом, что, не так?
– Не так, – сказал Макс.
– Потом расскажешь, где это, чтобы я туда не ездил… Да, а чего за тобой гнались-то, а? Может, расскажешь?
– Да так… – Макс неопределенно пожал плечами.
– Скромник. Думаешь, я не понимаю? Бежит, понимаешь, чуть ли не голый, глаза вот такие, а за ним полиция… В чьей постели тебя застали? Большое начальство, да? Жена, дочь?
– Дочь вице-полицмейстера, – нашелся Макс.
Машинист раскатисто захохотал.
– Да, это здорово. Это ты мудро решил,
И тронулись – одновременно с треском первого распавшегося под колуном полена.
– А нам все еще везет, – негромко и как-то без удовольствия сказал Тигран. – Пока все идет как надо.
– Пока – да, – хмуро отозвалась Ева.
На юге вслед за первым дымком показался еще один, и стало ясно: это действительно идет «Грозящий», а за ним тащится мирный состав. Издали узкоколейный бронепоезд не производил большого впечатления – так, короткая несерьезная гусеница. И если он двигался медленно для того, чтобы казаться страшным, то эффект был прямо противоположным.
«Плохо мы лежим – солнце прямо в глаза», – подумал Сергей. А спустя секунду подумал о том, что из двух зол приходится выбирать меньшее: на той стороне насыпи не наблюдалось никакого укрытия.
Здесь хоть ложбинка…
И тут он по-настоящему осознал, во что ввязался. Пулеметчикам бронепоезда солнце не помешает. Не дадут никому высунуться, прижмут к земле, пустят в дело десант – и привет горячий. А если угол склонения орудий достаточен, то и десанта не потребуется. Или врежут разок из бомбомета по ложбине…
Он украдкой оглянулся на Тиграна. Тот был спокоен.
Ева и Григорий тоже. Им-то наверняка не мерещились разлетающиеся из ложбины во все стороны внутренности и конечности.
Бронепоезд приближался.
– Тигран, – сказал вдруг Григорий, – а ведь наши ульи в мертвой зоне лежат. Ты на пулеметчиков бронепоезда надеялся?
Тигран выругался, а по спине Сергея прошла дрожь. Вот так люди и пропадают ни за что, связавшись с дилетантами…
Но трудность оказалась преодолимой. Глядя на Еву, вообще не верилось, что для нее существуют трудности. Женщина, выручающая своего мужчину, – это стихия, не стой на ее пути.
– Алена! – позвала Ева. – Можешь продырявить отсюда верхушки калебасов?
Девушка чуть-чуть высунулась из ложбины, оценила дистанцию и освещение.
– Легко. Даже из пистолета могу.
– Из пистолета не стоит – далековато. И аккуратно надо. Не разнести ульи вдребезги, а просто выпустить жуков на волю, рассердив их как следует. Сделаешь?
– Конечно. Прямо сейчас?
– Нет. Я скажу, когда.
Бронепоезд, пыхтя, подползал. Стало понятно, что он закроет низкое солнце своим туловищем. Впрочем, Ева скомандовала раньше:
– Давай, Алена!
На четыре одиночных автоматных выстрела Алене потребовалось менее четырех секунд. После чего Тигран привел в действие первый взрыватель.
И тотчас – второй.
Дважды больно ударило по ушам. Сергей не отказался бы посмотреть, как взрывчатка рвет железнодорожное полотно, но тут заговорили пулеметы «Грозящего», и все любопытство как ветром сдуло. Сергей вжался в горячую землю.
Правильно сделал. Бронепоезд остановился. Его пулеметы били по ложбине. Сергею показалось, что это длилось бесконечно долго. Все плотнее вжимаясь в землю, он ощущал, как совсем недалеко входят в грунт пули. Сверху сыпалась крошка состриженной сухой травы. Бывают в жизни моменты, когда человеку страстно хочется превратиться в крота или даже червя. Главное – закопаться поглубже.