Реверс
Шрифт:
Иван ободрял: мол, погода обязательно пойдет на поправку, медведь летом сыт ягодами и на людей не нападает, а впереди такие пороги, что пальчики оближешь, и еще озеро, где на скальном острове древние саами оставили петроглифы…
– Чего оставили?
– Петроглифы. Выдолбили на скальном выходе контуры разных зверей и людей.
– Зачем?
– Из религиозных побуждений. Продвигались на север вслед за кромкой ледника и мечтали, наверное, что тут мигом появится зверье: олешки там всякие…
– Глупости, – буркнул Сергей. – Делать им было
– Ну и?..
– Они грелись.
Иван ржал. Сергей стучал зубами.
На третий день наметилось улучшение: встали на дневку. Шумела река, впадая в очередное озеро длинным порогом. Мрачные ели исчезли, сменившись веселым сосняком. Облачность рассеялось, открыв наконец Хибины – скорее холмы, чем настоящие горы, но с пятнами снежников на склонах. Это в августе-то месяце! Какой дурак выдумал байку про глобальное потепление?! Вот они – зародыши будущего глобального ледника. Отсюда и поползет.
– А чтой-то мы рыбу не едим? – поинтересовался за завтраком Иван.
И вот Сергей стоит по пояс в воде. Над ним – комариный столб. Вода обжимает резиновые штаны, и рыбаку кажется, что он вмерз в глыбу льда. А еще кажется, что в такой воде могут жить только пингвины.
Озеро – нулевой эффект. Заливчик в конце порога – нулевой эффект. Даже меньше, чем нулевой, поскольку потеряна хорошая блесна – фирменный «меппс», не китайская подделка. Чуть выше вдоль порога – нет ничего.
В море Лаптевых, наверное, больше рыбы!
– Сходи в начало порога, – посоветовал Иван. – Знаешь, где спокойная вода становится текучей. Там, бывает, стоит хищник. Не, я с тобой не пойду, у меня левый баллон травит, клеить буду…
Сергей пошел. Порог был с полкилометра длиной, по его берегу шла тропа. Справа – кустарник стеной, слева – беснуется вода, а под ногами… под ноги только и смотри, не то покалечишься. Маленькие камни торчат, как драконьи зубы, большие – как надолбы. И все до единого скользкие, будто намыленные! Противопехотное заграждение, да и противотанковое тоже. Ни немцы, ни финны сюда в войну не дошли, а дошли бы – не обрадовались.
Он осатанел, пока доплелся до начала порога. Дважды падал. Изрыгал хулу по адресу природы, Ивана и – самокритично – в свой собственный адрес. Но дошел – и был вознагражден.
Ах, как поет душа спиннингиста, когда в толще дивно прозрачной воды, неся во рту золотистый лепесток блесны-вращалки, едет к берегу уловленный хариус, встопорщивший плавник-парус! Один, второй, третий… десятый! И какие здоровенные! После двенадцатого Сергей решил, что на сегодня хватит. Кукан весил килограммов семь, а самая крупная рыбина тянула, наверное, на килограмм. Есть-таки счастье в жизни! Оно существует!
Пробираясь вдоль порога к биваку, он внимательно смотрел под ноги – потому и обнаружил опасность нюхом. В ноздри ударил тяжелый и резкий запах зверинца.
Сергей замер. Поднял голову. Прислушался: не хрустнет ли где ветка?
Нет, не хрустит… Хотя что услышишь за шумом порога? Бурлит, сволочь.
С минуту Сергей простоял на месте, дрожа и соображая. Слева в кустах кто-то был, и, скорее всего, этот «кто-то» был не «кем-то», а натуральным медведем. Чем больше зверь, тем сильнее он воняет, скунсы не в счет. Человек в этих зарослях запутается в два счета, а медведь проломит их с легкостью. Выскочит вдруг – и что делать?
Бросать людоеду рыбу, а самому прыгать в порог. Он хоть и длинный, да не самый убийственный, авось не размолотит в кашу. Не должен. Как там говорил Иван? Если свалился в пороге с судна – плыви на спине ногами вперед и не дергайся. Да, но то в спасжилете…
Додумать Сергей не успел, а если бы и успел, то все равно пришел бы к выводу: иных вариантов нет. И когда слева пугающе затрещали кусты, он швырнул спиннинг в одну сторону, кукан в другую и в два прыжка оказался…
…на сухом песке. Над головой пылало обжигающее солнце. Было очень жарко.
Чтобы сойти с ума, нужно какое-то время. У Сергея его не было – или ему лишь казалось, что не было. Он просто взвизгнул и забарахтался в горячем песке вместо холодной воды. Немедленно и жестоко в кожу впились колючки сухих стелющихся растений.
Сколько времени корчился Сергей на песке, он и сам не сумел бы сказать. Впоследствии ему казалось, что очень недолго. Он почти убедил себя в том, что сразу осознал, где находится. Точнее – где не находится в своем капроновом обмундировании и резиновых штанах. На Кольском полуострове он не находится, потому как где Кольский, а где жаркие пустыни?!
Поняв это, он испугался вторично. И сильнее, чем в первый раз.
В полукилометре от Сергея на выкрашенной под цвет песка дозорной вышке скучали двое. Старший, одетый в хорошо известную обитателям Центрума пограничную форму с двумя шевронами на рукаве, чутко дремал, привалившись спиной к ограждению и сдвинув кепи на лоб. Второй пограничник, одетый так же, но с одним шевроном, держась в тени и медленно поворачиваясь по часовой стрелке, вел круговое наблюдение. Несмотря на темные очки, он щурился от яркого света. Посередине площадки на высокой треноге скучал пулемет. Четырехскатная дощатая крыша защищала от солнца лишь его казенную часть, а на стволе висела линялая тряпка. Все равно пулемет раскалился так, что не притронешься.
Сухая пустошь, чего уж там. Дозорные сменяются здесь через шесть часов, и каждой паре дозорных полагается бидон с водой. Иначе не выдержать.
Поганое место. Но бывают местечки и похуже.
Двухшевронный пограничник засопел носом. Одношевронный быстро оглянулся на него: не свалится ли с вышки, если совсем заснет? Были прецеденты. Но старший в дозоре лениво дернул щекой, показывая: не спит.
Тогда одношевронный посмотрел на часы. До смены оставалось три часа сорок минут.
Ох, жизнь…