Ревейдж
Шрифт:
— Убийцей, — повторила я.
Валентин кивнул.
— Долгие годы Госпожа держала меня в своей личной камере. — Он обвел рукой комнату. — Это точная ее копия. Она обустраивает все камеры одинаково для того, чтобы мы знали, что где находится, дабы сделать пытку намного болезненней.
Лицо Валентина, такое бледное от причиненных себе ран, начало краснеть от гнева при воспоминании о его «Госпоже».
— Мне было двенадцать, когда они забрали нас с Инессой из сиротского приюта. Госпожа сразу распознала связь между нами. Она больная извращенная
У Валентина тряслись руки. Я знала, что это была ярость, а не страх.
Придвинувшись ближе, я пробежалась подушечкой своего большого пальца по бешено бьющемуся пульсу на его запястье и сказала:
— Ш-ш-ш, успокойся. Всему свое время.
Валентин, к моему удивлению, наклонился вперед и поцеловал меня в щеку. От этого жеста по моей коже пробежал жар. Я увидела, как изогнулась его верхняя губа, и это растопило мое сердце.
— Она мучила меня. Она отделила меня от других мальчиков в двенадцать лет. Одно время у нее был мужчина, с которым она трахалась. Я ненавидел его почти так же сильно, как и ее. У него в комнате тоже была пара мальчиков, запертых в клетке. Его собственные игрушки, которых он мучил и эксплуатировал. Но Госпожа каждый день брала меня к себе в комнату и «демонстрировала», как надо пытать пленника. Первый год был полон боли.
Валентин опустил голову и продолжил:
— Я пытал тебя теми же способами.
Он сглотнул и закончил:
— Черт, Зоя, как ты сможешь меня за это простить?
Я вздрогнула, вспомнив пронзительные удары и боль от шокера, но сохранила самообладание.
— Перспектива, — ответила я. — Моя жизнь была полна трудностей. Когда ты проходишь сквозь грозу, то понимаешь, в перспективе, поведение другого человека, знакомого с теми же серыми облаками. Чувствуешь его отчаяние. Отчаявшиеся люди совершают отчаянные поступки.
Он упивался моей нежной кожей и прекрасным лицом. Затем спросил:
— Ты вообще настоящая?
Я смущенно отпустила глаза, затем фыркнула и рассмеялась.
— Это зависит от того, кого ты спрашиваешь. Зоя Костава — это миф, знаменитая дочь клана Костава, чье тело так и не было найдено. И если ты спросишь жителей Грузии обо мне, то это будет похоже на то, что я больше призрак, чем плоть и кровь.
Валентин провел рукой вниз от моей шеи к талии и сказал:
— Ты реальна для меня.
Я замерла. Я чувствовала, как между нами потрескивает статическая энергия. Напряжение было велико, но мы оба были больны и хрупки. Это было чересчур для нас.
На сегодня.
— Расскажи мне больше, — попросила я, желая продолжить разговор.
— Она причиняла мне боль. Она заставляла меня страдать. Затем перестроила обучение так, что я стал тем, кто управляет болью. Сначала я был счастлив. Я должен был пытать эту грузинскую суку, которая разрушила мою жизнь. Но когда я делал ей больно, то сука наслаждалась, крадя любое удовольствие,
Валентин поднял руку и провел ладонью по волосам.
— Затем, когда мне исполнилось четырнадцать, меня стали обучать другим формам пыток. Сексуальным пыткам. — Лицо Валентина побледнело. — Я не буду вдаваться в подробности, но эта чертова сука изнасиловала меня. Она взяла все от моего тела. Она, должно быть, лет на двадцать старше меня. Она просто уложила меня.
Его кожа приобрела болезненный зеленый оттенок, когда он продолжил:
— Затем, как и в случае с болью, она перестроила свой урок. Она заставляла меня к ней прикасаться. Заставляла делать так, чтобы она кончала снова и снова. Заставляла засовывать мой член в ее грязный рот. И после этого всего заставляла меня трахать ее. Трахать до тех пор, пока я не мог стоять на ногах.
— Ш-ш-ш. Тише, — успокаивала его я.
Тело Валентина так сильно напряглось при этих воспоминаниях, что раны на его шее начали кровоточить. Но он крепко сжал мои запястья.
— Она все еще заставляет меня брать ее вот так. Она накачивала меня наркотой через ошейник, а затем приказывала мне трахнуть ее. Но когда сыворотка исчезала, я помнил все, что она заставляла меня делать. — Валентин крепко зажмурился. — И я это ненавижу. Она отрывает кусочек моей души каждый раз, когда заставляет меня ее трахать.
Я видела, что Валентин вот-вот потеряет самообладание, поэтому толкнула его на спину и оседлала его талию. Его руки инстинктивно опустились на заднюю часть моих бедер и заскользили вверх, пока не остановились на моей спине. Валентин ахнул, когда я переместилась, чтобы лечь на его грудь. Моя плоть к его плоти.
Я почувствовала, как он затвердел подо мной, и жар растекся между моих бедер. Валентин резко втянул воздух.
— Зоя, — простонал он, когда я приблизилась щекой к его груди.
Мои руки обвились вокруг его твердой и подтянутой талии, и я несколько минут слушала, как его сердцебиение изменяется от быстрого к медленному. Когда он успокоился, его рука пробежала по моим волосам, и он тихо сказал:
— Я никогда не знал, что прикосновение к женщине может быть приятным, пока не коснулся тебя. Я никогда не знал, смогу ли когда-нибудь блокировать обучение этой суки, пока не прикоснулся к тебе.
Подняв голову, я провела пальцем по своим губам и произнесла:
— Я никогда не знала, что поцелуй может быть украден. До тебя.
Глаза Валентина вспыхнули, и, погладив меня пальцем по щеке, он сказал:
— Я никогда не думал, что смогу украсть первый поцелуй, пока не увидел тебя.
Я замерла на месте. Среди всех этих тяжелых и печальных разговоров с моих губ сорвался смешок. Валентин наблюдал за мной; затем, не в силах сопротивляться, из его груди вырвался хриплый рокот.
— Иди сюда! — приказал он.
Сделав, как он велел, я взобралась на его тело.
Он обхватил мои щеки ладонями и проговорил: