Ревейдж
Шрифт:
Потирая руки, чтобы согреться, я положила их ему на бок и начала толкать его тело, пока не перевернула на спину.
Низкий хриплый стон сорвался с разбитых губ Валентина. Я вздрогнула при виде его тела. Мое дыхание замерло, когда я заметила, что его глаза движутся за опухшими веками.
— Валентин, — прошептала я. — Ты в порядке?
Валентин попытался пошевелиться, упираясь руками в пол, но, когда его руки все же нашли опору, он был слишком слаб, чтобы встать.
— Нет, не надо, — успокоила его я и придвинулась
Валентин, казалось, расслабился, его тело замерло, а дыхание стало ровным. Его пальцы дернулись. Когда увидела, как его рука шевелится, я поняла, что он пытается удержать мою руку. Мой желудок перевернулся, когда я убедилась, что он хочет, чтобы я его обняла.
После всего, что произошло, Валентин все еще хотел, чтобы я была рядом.
Я осторожно подняла свою ладонь, мои пальцы легли перышком на его. Я не хотела причинять ему боль.
Я провела свободной рукой по его лбу и приблизила свое лицо к его.
— Все хорошо, Валентин. Теперь я здесь.
При этих словах Валентин сжал мою руку. Жест был легким, почти незаметным, но я чувствовала его облегчение от того, что была здесь, что он больше не был один.
Мое сердце сжалось при мысли о том, что его пытали в этой камере. Я знала, что это была странная мысль, учитывая то, что он сделал со мной, но я все равно чувствовала это. Тогда он не был Валентином; он отчаянно пытался быть героем для своей сестры — что делало его героем для меня.
Мои глаза блуждали по его израненному телу. Не в силах подавить чувство, вертевшееся на кончике языка, я прошептала:
— Я люблю тебя.
Валентин крепче сжал мою руку. Я уставилась на его ушибленную руку и на то, как она смотрелась на моей коже. Дрожь пробежала по моему телу от ощущения, что кто-то наблюдает за мной. Я подняла голову. На меня уставились усталые, но ясные кристально-голубые глаза Валентина. Темные брови придавали ему такой же суровый вид, как и многочисленные шрамы на лице. Но эти глаза были мягкие, как облако, когда они смотрели на меня.
— Привет, — сказала я, нависая над его лицом.
Его рука продолжала сжимать мою. Когда я почувствовала тепло его изломанного тела, мои глаза наполнились слезами. Его глаза изучали мои.
Они спустились вниз, чтобы осмотреть мое тело. Я заверила:
— Со мной все в порядке.
Я знала, что он проверяет, все ли со мной хорошо. Его брови слегка опустились, давая мне понять, что он мне не поверил.
Сглотнув, я объяснила:
— Она накачала меня наркотиками, Валентин. Я несколько дней плохо себя чувствовала, и ничего не помнила. Я даже тебя не помнила, пока мой разум не прояснился и твои глаза не вспыхнули в моем сознании, — слезы навернулись на глаза, но я сморгнула их. — Мне так жаль, что ты ранен. То, что Заал сделал с тобой... — я замолчала.
Опустила голову и прижалась щекой к его груди.
— Я… заслужил.
Я
Я прижалась поцелуем к его коже и призналась:
— Даже если я ничего не помню, я чувствую, что скучала по тебе.
— Зоя, — прохрипел Валентин, и я услышала, как его сердце забилось громче в груди.
На ум пришло предупреждение Заала о моей близости с Валентином. Холод наполнил мое тело при мысли, что я хотела Валентина только потому, что он был моим похитителем.
— Что такое? — спросил Валентин.
Подняв голову, чтобы посмотреть на него, я поколебалась, но, в конце концов, призналась:
— Заал не понимает, как я могу хотеть тебя. Он думает, что это неправильно, — я сделала паузу и сглотнула, — потому что ты причинял мне боль.
Валентин закрыл глаза. Когда они снова открылись, то излучали сожаление.
— Он прав, — подтвердил Валентин после долгого молчания.
Я отрицательно покачала головой.
Он сжал мою руку.
— Нет, — возразила я. — Я не какая-то жертва, у которой странная одержимость своим обидчиком. Ты не злой человек. Ты делал все, что мог, чтобы спасти свою сестру, — я указала на изломанное тело Валентина. — Заал делал то же самое. — Я выдохнула единственный невеселый смешок. — В некотором смысле это даже мило. Это была жестокость, порожденная долгом любви.
Я провела рукой по голове Валентина, когда его взгляд, наполненный слезами, поднялся на меня. Он облизнул пересохшие губы и прошептал:
— Госпожа отослала ее.
Я замерла, затем глубоко выдохнула.
— Знаю, малыш.
Валентин крепко зажмурился, и я заметила, как он борется за контроль над своими эмоциями. Вся его жизнь была посвящена спасению сестры: детство, юность, взрослая жизнь. И он верил, что потерпел неудачу.
То, что он был так расстроен, придавало еще одну грань калейдоскопу этого мужчины. Я видела его злобным. Видела его жестоким и холодным, любящим и добрым. Теперь я видела его раздавленным и сломленным.
Была свидетельницей того, что он чувствовал себя совершенно одиноким.
Сжимая его крепче, я пообещала:
— Мы вернем ее, Валентин. Так или иначе, но мы вернем ее.
Он посмотрел на меня и признался:
— Я не знаю, что делать.
Мое сердце разрывалось от того, каким потерянным и юным он казался.
— Понимаю, — прохрипела я. — Но способ найдется. Мы что-нибудь придумаем.
Он заслужил услышать, что все получится, хотя в глубине души я не была уверена.
Валентин уставился на меня. Он смотрел на меня, как на ангела. Погладив тыльной стороной своей ладони его озабоченное лицо, я сказала: