Ревик
Шрифт:
Этому мужчине, будущему мужу её будущей дочери, повезло меньше.
Кали это знала.
Она была в курсе некоторых тягот его жизни.
Поскольку они были слеплены практически из одного теста, от этого его личная история становилась для неё, ну… более реальной, чем для других видящих.
Для неё он не был мифом. Он был из плоти и крови.
Он был её роднёй по плоти и крови, в очень даже реальном отношении.
Она знала, что этот факт делал
Сама Кали не могла видеть вещи в таком чёрно-белом свете.
Тем не менее, конечно, она понимала и точку зрения Уйе. Мысль о том, что этого мужчину могут простить за его поступки на протяжении многих лет, учитывая их серьёзность и влияние, казалась Кали одновременно детской и почти душераздирающе наивной.
И всё же она не могла ненавидеть его. Не так, как Уйе.
Определённо не так, как ненавидело бы большинство их людей, воспринимавших его как худшего изменника, предавшего самые важные принципы их общей культуры.
Кали даже не чувствовала того сострадания к Дигойзу, которое испытывали старейшины. Вместо абстрактного ужаса и страха за его душу она терялась лишь в печали, исходившей от него даже через огромные расстояния в Барьере.
Она знала, кто он. Эта реальность не укрылась от неё.
Она знала, что как минимум на каком-то уровне он выбрал это.
Их с Уйе дочь тоже выберет свой путь, когда бы она ни была зачата… Кали знала, что это случится довольно скоро.
Опять-таки, Кали временами мечтала, чтобы она не видела так много.
Она мечтала, чтобы она не понимала так много.
И всё же, знание и ощущение приближающегося зачатия и рождения её дочери образовали реальную причину, по которой она не могла откладывать попытки образумить этого молодого видящего. Как только беременность приведёт к слепоте, она уже не сможет путешествовать и тем более разлучаться с Уйе дольше чем на день-два.
Сейчас или никогда.
В любом случае, если не считать её страхов и личных желаний, как бы она его ни любила, Кали не хотела, чтобы Уйе тут присутствовал.
Уйе захотел бы защищать её, и это сделало бы его агрессивным.
Его отношение к тому, как этот мужчина-видящий разрушительно влиял на свою жизнь и его жену, ещё сильнее сгустили бы проблему, и Кали не смогла бы исправить это просто пониманием. Уйе не смог бы скрыть свою враждебность от этого вспыльчивого парня, и это лишь сильнее настроило бы Дигойза против Кали.
Или, что ещё хуже, он бы вообще отказался говорить с ней.
Тут ей не нужна защита Уйе. Честно говоря, она вообще редко в ней нуждалась, но знала, что он ничего не смог бы с собой поделать.
Сильнее личной безопасности Кали беспокоили правила, ограничивавшие её в том, что она могла и не могла ему говорить.
Это в сочетании с решительной уверенностью, что ей надо как-то до него достучаться, реально заставляло её нервничать.
В конце концов, существовала некая вероятность, что Уйе прав, и Дигойз нападёт на неё. Если она не убедит его в правдивости своих слов (или хуже того, он поймёт, кто она такая), она действительно могла оказаться в очень затруднительном положении.
Однако она должна была верить, что риск невелик.
Она утешала себя одним — она так часто видела сны о своей дочери, что они казались практически высеченными на камне.
Раз сейчас она не беременна, надо полагать, она сумеет вернуться к Уйе.
Она вошла в лобби отеля, пока её разум перебирал эти образы.
При этом она едва видела своё окружение.
И всё же она смутно осознавала, что прошла через стеклянные двери отеля, оказавшись в более прохладном помещении, где вентиляторы под потолком лениво гоняли воздух, слегка пахнущий лепестками роз и туманом. Она прошла мимо пальм в горшках, лобби со столом из тёмного дерева и ещё одного маленького заедающего вентилятора на столе.
Мужчина, находившийся за столом, кивнул ей в знак приветствия и улыбнулся, провожая её взглядом. Кали кивнула в ответ, один раз глянув на него, затем зашагав дальше к задней части лобби.
Там, в тени и в стороне от окна, стояло пианино. Американцы и европейцы сидели на мягких стульях вокруг маленьких столиков, и их напитки запотели от льда. Почти все были мужчинами. Она знала, что некоторые были репортёрами, и они как обычно с любопытством наблюдали за ней, гадая, кем она может быть.
Кали пыталась найти отель, где её чуждость будет более к месту, но это сработало лишь до определённой степени. Они все считали её любовницей или женой кого-то из их братии, но она гадала, сколько вопросов они уже задали, пытаясь выяснить, с кем она. И если они со временем станут ещё любопытнее… особенно если не смогут узнать, чья она любовница…
Однако Кали знала, что она продолжает избегать своей главной проблемы.
А именно, как вообще к нему подойти?
Как заставить его поговорить с ней?
Но, как и другие иронии, иногда случавшиеся в её жизни, оказалось, что эта проблема вообще не стояла перед Кали.
Ибо когда она миновала ресторан в задней части лобби и вышла на террасу, окружавшую бледно-голубой бассейн за отелем, на её лицо и глаза упала тень, заставившая её посмотреть вверх.
Там стоял Дигойз Ревик.
— Кто ты? — спросил он, хмуро глядя на неё.
Он сделал шаг в её сторону, ещё сильнее нависая над ней, находясь так близко, что она ощущала запах его пота.