Ревик
Шрифт:
И всё же она всерьёз отнеслась к его предупреждению.
Она могла уехать, как он и сказал ей.
Она могла просто уехать и надеяться, что со временем её слова произведут тот эффект, на который она надеялась. Это рискованно, учитывая то, каким он был нестабильным, но может, ей нужно было сделать лишь это. Может, её призвали сюда просто для того, чтобы связаться с его светом, стать катализатором… воссоединить его с той, что суждена ему… пробудить от этого сна под Шулерами.
Может, ей больше ничего и не
Но эта мысль вызывала нервозность из-за того, что стояло на кону.
Учитывая то, чем она рисковала, могла ли она реально оставить его в таком состоянии? Сбитого с толку, агрессивного, отрезанного, не имеющего возможности поговорить ни с кем, кроме других Шулеров и его хозяев? Ведь ему не поможет никто, кроме Териана и той сумасшедшей женщины с голубыми глазами.
Она подозревала, что он прибегнет к наркотикам, совсем как сейчас.
Он прибегнет к наркотикам, проституткам и всему остальному, что помогало Шулерам справиться с отрезанностью от света и их сородичей.
Ее беспокоила не только опасность, грозившая её миссии.
Ей также казалось жестоким бросать его вот так.
Неважно, кем и чем он был… это казалось жестоким. Она не хотела бросать его в такой ситуации, если как-то могла помочь преодолеть это.
Должно быть, на сей раз он почувствовал часть её мыслей и опасений, потому что противоречия в его глазах обострились. Он сделал ещё одну затяжку hiri, глянув на «Маджестик», стискивая зубы и сканируя пыльную улицу.
Кали проследила за его взглядом, наблюдая, как мимо проезжает одинокий вьетнамец на велосипеде, и цепочка поскрипывает, пока он давит на каждую педаль, катясь по тротуару вдоль края прибрежного парка. Человек посмотрел на них обоих — на Дигойза Ревика в его небрежной западной одежде, придававшей ему сильное сходство с американцем, и на Кали в её нефритово-зелёном традиционно вьетнамском платье.
— Брат, — сказала она, выдохнув, пока он молчал. — Я могу ещё что-то сделать для тебя? Ты чего-то хочешь от меня до моего отъезда?
Он издал тихий смешок как будто вопреки собственному желанию.
— Ты правда хочешь, чтобы я ответил на этот вопрос? — поинтересовался он.
Кали выгнула бровь, слыша его попытку пошутить.
— Нет, — она вздохнула, мягко прищёлкнув языком и улыбнувшись в ответ. — Видимо, не хочу.
Она импульсивно шагнула к нему.
Не подумав, она положила ладонь на его голую руку пониже закатанного рукава — ту же руку, что держала тлеющую hiri. Она крепче стиснула пальцы, сжимая его, хотя он не смотрел на неё.
Она не позволяла себе думать о том, было ли мудрым решением прикасаться к нему.
— Ревик, — сказала она. — Послушай меня. Пожалуйста. Я говорила серьёзно… насчёт неё. Насчёт того, на кого и на что ты на самом деле реагируешь. Я понимаю, что ты сбит с толка. Правда, правда понимаю. Я вижу, что твой свет вовсе не помогает с этой проблемой. Я вижу, что ты слишком долго был один и чувствуешь себя брошенным здесь. Настолько, что тебе кажется невозможным хоть с какой-то точностью прочесть происходящее между нами.
Увидев злость, проступившую в его глазах, она продолжила прежде, чем он успел её перебить.
— …Я правда понимаю, брат, и я не приуменьшаю твои чувства, обещаю. Но даже если ты не услышишь больше ничего из моих слов сегодня, пожалуйста, услышь одно. Дело не во мне. Клянусь, не во мне. Я чувствую это в твоём свете…
На её глаза навернулись неожиданные слёзы, когда она услышала правду в своих словах.
— Ты скучаешь по ней, — сказала она, и у неё перехватило дыхание. — Ты так ужасно сильно скучаешь по ней. Мне даже сложно вынести это, так сильно ты по ней скучаешь. Я никогда прежде не чувствовала такой боли… это ранит меня, даёт мне надежду и в то же время опустошает меня.
Он встретился с ней взглядом.
Он не отодвинулся от её руки, но она ощутила, как он напрягся, как его свет и кожа среагировали на прикосновение её пальцев.
Он молча всматривался в её глаза, и она почувствовала, как та боль в нём усилилась.
— Ты должна понимать, что твои слова сейчас нифига для меня не значат, — сказал он, и его голос вновь ожесточился вопреки натужности его тона. — Я едва слышу их, сестра. Я могу думать лишь о том, чтобы затащить тебя в мой номер и содрать с тебя это проклятое платье…
Он умолк и сглотнул, закрыв глаза на несколько секунд.
Покачав головой, он снова поднял ладонь и потёр глаза пальцами той руки, которую она не трогала.
— Прости, — ворчливо сказал он. — Я правда виноват. Перед тобой и твоим супругом. Боги. Я не знаю, какого хера со мной не так…
— Брат, я понимаю…
— Нет, — рявкнул он, сердито посмотрев на неё. — Не понимаешь ты. Иначе уже ушла бы.
Кали не убрала руку и не отодвинулась.
Она заставила себя стоять на месте даже под натиском его света, зная, что к данному моменту Уйе уже мог это почувствовать.
— Брат Ревик, — мягко сказала она. — Пожалуйста. Пожалуйста, попробуй услышать меня…
— Не могу, — сказал он, один раз качнув головой, и посмотрел ей в глаза. — Я сейчас не могу тебя услышать, понятно? Убери с меня свою бл*дскую руку, сестра. Немедленно. Иначе я сделаю то, о чём говорил. Я серьёзно, бл*дь. Я говорю абсолютно серьёзно, бл*дь.
На сей раз она аккуратно убрала пальцы, сделав шаг назад.
Она увидела на его лице облегчение, но не только.
Она подождала, пока его дыхание выровнялось, и то ожесточённое выражение ушло с лица, а отчаянное резкое желание несколько унялось в его свете.