Ревизор: возвращение в СССР 15
Шрифт:
Далее был хлебозавод, молочный завод, птицекомбинат, завод строительных конструкций, естественно, горком, и завод клееных конструкций. Промышленность этого относительно небольшого городка поражала масштабом и размахом.
Сковородка опять бубнил что-то недовольное всю обратную дорогу о разных недостатках на местах, что приметил. Эх, что ты в девяностых скажешь?
Предоставил ему полную свободу действий в неблагодарном деле делёжки подарков и подношений. Мужик он нормальный, лишнего не возьмет.
– Десятину, как положено,
– Ионову тоже отложил уже? – уточнил я. – Это всё мне?
– Тебе, тебе! – хитро подмигнул он. – А Сергеич в этот раз сказал ему ничего не откладывать. Мы с тобой только делимся.
Так… А что это значит? Не понял… Хотя… Одна мысль все же пришла в голову. Это Константин Сергеевич что, из-за моего возможного назначения в Верховный Совет передумал что-то из моих подарков забирать? Боится, что я вырасту по должности и припомню, что с ним делился? Как будто мне жалко, можно подумать…
Сковородка хохотнул, поставил мне на коробку белый гипсовый бюст Гагарина и похлопал меня по плечу, потому что руки у меня были заняты.
– Шуруй домой, Паша, – довольно проговорил он.– Славно поработал!
– А дверь в подъезд открой, а?
– Сей момент! – деланно недовольно ответил он, направляясь к двери.
Добравшись до квартиры, постучал ногой в дверь, повернувшись к ней спиной. Перепугал дома всех. Дверь распахнул Егорыч с решительным видом. С кухни напряжённо выглядывали Галия с Никифоровной и Родька.
– Напугал, чёрт! – выдохнула Никифоровна. – А мы уж думаем, что происходит?
– Извиняюсь. Не мог по-другому, – водрузил я коробку на стол на кухне, а бюст Гагарина вручил Родьке.
– Вот так справный добытчик и должен домой заявляться! – хохотнул Егорыч. – Чтобы руки были заняты всякой пользой для женушки и деток.
Галия тут же принялась разбирать подарки. Уж сколько раз такое происходило, но интерес и азарт у неё не пропадают.
Пока умывался, мне ужин на стол поставили. Попутно болтали с Егорычем, а женщины коробку разбирали.
Сегодня, оказывается, Егорыч опять возил Никифоровну к доктору. Они уже сами, без меня, это наладили, слава богу. Рассказали, что все заживает хорошо, больше к нему ездить не надо.
Егорыч с Родькой, как выяснилось, собрались в гости к нам в деревню.
– Аннушка говорит, – сказал старый, – ты большой ремонт запланировал у них этим летом?
– Планировал, – с досадой подтвердил я. – Уже и деньги отложил. Но весь июнь сессия. Потом командировки, вот как сегодня, а затем с женой едем на море. Хоть разорвись. Подумываю уже нанять какую-то бригаду. Хоть пару человек.
– Давай, пока я там, помогу чем-нибудь, – как о само собой разумеющемся предложил Егорыч,– я рукастый, пригожусь.
– Серьёзно? – аж жевать перестал я. – Это было бы здорово. Там у нас ещё Трофим есть, сосед. Он местный, знает, где
– Что за Трофим? – недоумённо взглянул Егорыч на Никифоровну.
– Это Эльвиры старый, – поспешила объяснить та.– Соседки моей.
Не сразу до меня дошло, что она сказала, но, когда я понял и поднял глаза на Никифоровну, она взъерошилась, руки на груди скрестила.
– Могли бы уже и сами догадаться, – недовольно заявила она, – а теперь получается, что я разболтала, что меня не касается.
– Ну надо же! – широко улыбнулся я.
– И нечего смеяться! Мы тоже люди! – нервно сказала Никифоровна.
– Блин! Да я от радости улыбаюсь! – воскликнул я, и взглянул на растерянно моргающую глазами жену. – Вообще-то, я к Трофиму уже и привык. Как не приедем, он всегда где-то рядом.
– Да, – тут же поддакнула мне жена.
Родька не очень понимал, что происходит, но ему было очень весело. Нормальные у нас старики, ему с ними будет хорошо, пусть, хоть всё лето там в деревне тусит.
– У нас там озеро в двух шагах, можно купаться, можно рыбу ловить, – потрепал я его по голове. – Бабушки цыпляток маленьких купили, – показал я размер цыплёнка на ладони. Глаза у Родьки загорелись, он готов был уже ехать.
Но нам ехать, пока, нельзя. У нас завтра пятница.
Утром все сидели за столом молча. Инкино кесарево сегодня по плану. Хуже всех было Никифоровне, которая за нее болела, как за родную, все же все детство рядом с ней провела, помогала Эльвире и Апполинарии ее подымать. Ей предстояло просто сидеть и ждать. Мы с Галией могли хоть на учёбе отвлечься.
– Ну, мы поехали, – сказал я, сочувственно глядя на неё. – У Нины из больницы только наш домашний телефон. Вы остаётесь на связи. Вот, я выписал Петин, бабушкин и мамин рабочие телефоны, положу под аппарат, как только что-то станет известно, сразу им звоните. А я буду из автоматов в университете вам позванивать.
– Я тоже, – добавила Галия.
– Давайте, дети, счастливо, – проговорила Никифоровна, нервно кусая губы.
Мы уехали. В университете специально не стал после первой пары звонить, дождался большого перерыва. Никифоровна сообщила, что, пока, никаких новостей. Уже и мама звонила, и бабушка.
– Ну, ждём, значит, – постарался сказать я как можно беззаботней, а сам тут же набрал ординаторскую оториноларингологии Бурденко.
Трубку взял мужчина, я представился братом Инны Жариковой, спросил, есть ли какие новости.
– Сами ждём, – ответил тот.
– А её уже оперируют? – решил сразу уточнить я. – Когда мне перезвонить?
– Оставьте, лучше, свой телефон, – предложил он.
– Я из автомата звоню. Но у меня бабуля дома на телефоне дежурит, – я надиктовал ему свой домашний номер. У Нины, конечно, есть, но пусть ещё у кого-нибудь будет. – Спасибо вам, заранее.