Ревизор: возвращение в СССР 25
Шрифт:
***
Москва. Обувная фабрика «Красный октябрь».
По окончании лекции ко мне подошла главбух и, глядя вопросительно на Сорокину, пригласила нас в бухгалтерию на чай.
Рядом притормаживали любопытные работники завода послушать, о чём мы говорим.
Подошёл Маркин и протянул мне руку.
– Это наш главный инженер Михаил Дмитриевич, – представила мне его Сорокина.
– Михаил Дмитриевич, пойдёмте с нами ко мне в бухгалтерию, – тут же пригласила его главбух. – Павел так интересно рассказывал про довольно сложные темы, – вполне искренне похвалила она меня. – А на каком факультете вы в МГУ учитесь,
– На экономическом, – еле сдержался я, чтобы не рассмеяться.
– Вот, это очень заметно, – с серьёзным видом ответила Елизавета Романовна. – Не уделите мне немного времени? Хотелось бы поговорить о новых методах бухгалтерского учета, которые вы сейчас изучаете…
– О! Тогда не буду вам мешать, – округлила испуганно глаза Сорокина и попрощалась со мной, улыбнувшись первый раз за всё время.
– Михаил Дмитриевич, поздравляю, – переключился я на Маркина. – За короткий срок вы умудрились столько сделать, – специально погромче произнёс я, чтоб всем, кто стоял рядом, хорошо было слышно. – По сравнению с тем, что мне рассказывали об этой фабрике однокурсники, и что я сегодня сам увидел, это небо и земля. А главное, люди заметно воспряли духом. Поздравляю вас ещё раз.
– Да ладно, – смутился он. – Это всё новое руководство…
– Причём тут новое руководство? Ему только в дела вникнуть месяца три надо, – возразила ему на полном серьёзе главбух. – Так что, не скромничайте, Михаил Дмитриевич. Пойдёмте ко мне в бухгалтерию, – пригласила она нас с Маркиным.
Мы пошли втроём на выход из зала под любопытными взглядами сотрудников. Ну, теперь никто не скажет, что я непонятно как тут оказался, и непонятно что тут делал.
За закрытыми дверями начали говорить уже откровенно.
– Это что за выступление сегодня было? – настороженно спросил меня Маркин.
– Лекция от общества «Знание», – как ни в чём не бывало ответил я.
– Зачем? – с подозрением смотрел он на меня.
– Чтобы легализовать свое присутствие на фабрике, – как о само собой разумеющемся ответил я. – Через пару месяцев никто не вспомнит, когда именно меня здесь видел, но точно вспомнит, что я здесь лекцию читал. А перед этим комсорг Сорокина меня по фабрике с экскурсией водила.
– Это вы так себе задницу прикрываете? – дошло, наконец, до Маркина.
– Можно и так сказать, – согласился я. – И вас призываю тоже озаботиться своей безопасностью очень серьёзно. Документы содержать в идеальном порядке. Не лениться! Лучше лишний раз сейф открыть-закрыть, чтобы никто посторонний даже возможности не имел сунуть свой нос, куда не надо. А лучше держать в личной сумке все документы, которые не стоит видеть посторонним и, тем более, ОБХСС. Обычно, ордер не выписывают сразу на всё, и на обыск помещений фабрики, и на досмотр личных вещей сотрудников, этим можно воспользоваться, но только один раз. Потом они будут умнее, если это поймут, надо сделать так, чтобы не поняли. То есть, объём документов не должен быть настолько большим, чтобы привлечь к себе внимание.
– Мне каждый день носить домой эту сумку? – уточнила главбух.
– Нет. Зачем? Это если проверка пришла, тогда вы с ней домой и уйдете. Там, кроме документов, реально личные вещи должны быть, обувь сменная, женские дела какие-нибудь… Чтобы сотрудник только открыл сумку, а вы ему сразу: стоп, это личное!
– А, поняла, – кивнула она головой.
– Далее, друзья, никому не доверять, даже мужу или жене ничего не говорить. Деньги тратить очень осторожно. Правда, есть сферы, где можно
– От случайностей никто не застрахован, – прокомментировал моё выступление Маркин.
– Конечно, – согласился я. – Поэтому не надо добавлять к ним ещё и закономерности. А небрежность в нашем деле ведёт к закономерным провалам. Я же к чему это всё говорю? Не для того, чтобы вас запугать. А чтобы призвать к осторожности, самодисциплине и бдительности. Мало ли, кто-то контроль потеряет и во все тяжкие пустится, деньгами сорить начнёт, любовниц менять, или, вообще, в запой уйдёт. Женщины этим редко страдают, а у мужчин бывает, и вот это – зона особого риска, – многозначительно посмотрел я на Елизавету Романовну. – Мы своих коллег, в такой ситуации, без присмотра оставлять не должны, в таком случае, сразу следует известить старших коллег о происходящем.
– Ну, это уже ни в какие ворота! – возмущённо ответил Маркин. – Доносительством друг на друга заниматься?!
– Мы с вами все в одной упряжке, – строго посмотрел я на него. – Если один из нас в пропасть сорвётся, то всех за собой утянет. Поэтому все друг за другом присматриваем. Короче, если вам в какой-то момент что-то из этих мер безопасности покажется слишком трудоёмким и хлопотным, или неприличным и непорядочным, или захочется обидеться на того, кто вас подстраховал в момент, когда вы вразнос пошли, просто, представьте себя в тюрьме или на зоне… Или, вообще, у стенки! И сразу всё пройдёт.
Может, довольно жёстко, Елизавета Романовна вон, даже, побледнела, но что делать, если до некоторых по-другому не доходит.
На этом я лекцию для узкого круга закончил. А то Маркин прямо пятнами пошёл от возмущения. Понять его, с одной стороны, можно. В СССР доносительство считалось высшим проявлением ничтожности натуры. Но и мы тут не козла забиваем, где самое страшное – щелбан получить в лоб.
Допил чай, уже не говоря о делах, и оставил их обдумывать мои слова.
Первая фабрика за последние несколько месяцев, с которой ушел вообще без подарка. Может, Сорокиной что и поручили подарить, но мы же с ней расстались перед бухгалтерией. Как хорошо, что мне от отсутствия этого подарка ни холодно, ни жарко.
***
Москва. Лубянка.
– Николай Алексеевич, разрешите? – вошёл в кабинет к зампреду Вавилову полковник Воронин.
– Проходи, Павел Евгеньевич, – протянул зампред ему руку.
– У нас «Скворец» опять жару даёт, – с досадой доложил полковник. – Отказывается контактировать с резидентурой за границей из соображений безопасности. Вернусь в СССР, говорит, и расскажу, что удалось узнать.
– Это что ещё за новости? – удивился Вавилов. – Это кто ж её с панталыку-то сбивает?