Ревизор: возвращение в СССР 4
Шрифт:
— Что случилось? — спросила меня Никифоровна, выходя на крыльцо.
— Добрый вечер, Анна Никифоровна. Я к вам за деньгами, — не стал темнить я.
— Заходи, — хмыкнула она, как будто я ей выпить предложил.
Удивительная женщина.
— Что придумал? — сразу спросила она.
— Завтра на завод чешская делегация приезжает. Наверняка привезут импортное барахло на продажу, хочу выкупить. Мои девчонки выделили мне двести восемьдесят рублей, но хочу у вас ещё занять, а то вдруг не хватит.
— Не хватит,
Она пристально смотрела на меня.
Ну да, ну да, помню — завбазой у нас женщина идейная!
— Анна Никифоровна, у меня же сколько женщин! Каждая себе отложит то, что подойдёт и понравится. Бабоньки мои хотят, чтобы я ещё и в Пермь Инке что-то отвёз. И ее мужу. И себе что-то оставить надо — поступать скоро в институт в Москве, надо прилично выглядеть. В комиссии профессора будут сидеть важные, неловко будет хуже других выглядеть.
— Так ты в Пермь собрался? — удивилась Никифоровна. — Когда?
— В эту субботу вечером хотелось бы, но как рейс будет. Может, в воскресенье.
— Знала бы… Зайди ко мне до отъезда, передам ей кое-что. А может, сама дойду до вас. Давно не виделись. Как там у вас дела?
— Всё хорошо. Отпустил маму погулять в эту субботу в Брянск с молодым человеком.
— Серьёзно?! — ошарашенно посмотрела она на меня. — С каким ещё молодым человеком?
— Начальник её на работе.
— Ну дела… А ты как?
— Что как?
— С ним?…
— Нормальный мужик, вроде…
— Скандалы не будешь матери устраивать?
— По поводу? — не понял я.
— Что она мужика завела.
— Да, что вы, Анна Никифоровна. Она молодая ещё цветущая женщина! Я бабушку собираюсь ещё замуж выдать, а мать-то и подавно!
— Эльвиру замуж?! — вытаращилась она на меня.
— А что? У меня уже и дед достойный на примете есть. И потом, мы с Инкой, считай, уже выпорхнули из гнезда. Мама выйдет замуж, уйдёт жить к своему Ахмаду. А бабушке что же, одной оставаться на старости лет?
— Как ты рассуждать начал по-разумному! — проговорила ошарашенная Никифоровна. — А то же слышать ничего не желал… Два года назад так подпортил мамке, так подпортил… Молодец, вырос, настоящим мужиком стал!
О как! А я и не знал, что мама что-то мутила пару лет назад. А Пашка, видимо, все ее планы выйти замуж наглухо обломал. И хотя я тут вообще был ни причем, стало очень стыдно.
Никифоровна выделила мне аж триста рублей. Наличными.
Да еще и сказала:
— Если с иностранцами не сложится по твоей одежде на учебу, они же не обязаны именно на тебя вещи привезти, подходи ко мне, я тебе что-нибудь найду обязательно. Верно говоришь, Москва по одежке встречает, не должен ты выглядеть среди абитуриентов как олух деревенский. Одену тебя по высшему разряду, во все импортное, тебя за москвича принимать будут!
Вот она какая у нас Никифоровна — чудо просто, а не человек!
Поблагодарил ее, мы попрощались, и я помчался на другой конец города к Васе-негру.
Какой же Пашка был дурак!.. Какой дурак! Не дал матери замуж второй раз выйти… Ой, дурак! Или эгоист махровый.
Нашёл Васин дом быстро. Собаки у него не было. Постучал в окно, в котором свет горел. Кто-то выглянул, я не понял по силуэту, кто это.Вышел Вася в овчинной душегрейке и вязаной шапке. Поэтому я его и не узнал.
— Ты что дома одетый ходишь? — спросил я.
— Мёрзну. Дом старый, топишь, топишь, а всё тепло как в трубу вылетает. — пожаловался Вася.
Захотелось пошутить, что африканские корни дают о себе знать, но сдержался. И так могу представить, через что он в детстве прошел с таким цветом кожи, явно не стоит добавлять.
— Небось, потолок не утеплён, — высказал предположение я.
— Ну что ж хозяева-то дураки, что ли? Как они дом строили?
— Это не твой дом?
— Ясно, что не мой, я же говорил, что здесь по заданию. Снимаю.
— Если придется ещё одну зиму в нём зимовать, надо осенью на чердак лезть, смотреть что там. Может там «закарпатский утеплитель».
— Это как? — не понял меня Вася, приглашая жестом в дом.
— Да в Карпатах лесов полно, опавших листьев осенью море. Они там хлев знаешь, как строят? Бревна досками обшивают с двух сторон и всё. А на зиму между досками пустое пространство плотно забивают опавшими листьями, тёплый хлев получается. И потолок также утепляют: полы на чердаке засыпают толстым слоем листьев. Зиму они прекрасно тепло держат, но за лето в труху превращаются, их каждый год перед зимой менять надо.
— Откуда знаешь? — недоверчиво спросил Вася, садясь за стол.
— Не помню, читал где-то, наверное. А чтобы удобнее было каждый год стены утеплять, они доски изнутри не прибивают гвоздями, а надевают на них, срезав шляпки. Стена легко разбирается, старые листья выгребаются и засыпаются новые.
— Хлопотно слишком, — резюмировал мой доклад Вася, разливая нам чай по чашкам. — Но проверю чердак. Хотя хрен я продержусь в вашем городке до следующей зимы… После завода еще, может, куда кинут, а вот потом я уже тут слишком примелькаюсь.
— Слушай, насчёт работы. Я договорился, тебя могут взять во второй цех разнорабочим. Но окончательное решение принимает начальник цеха. Подойди завтра к нему… забыл фамилию… Дыба, Колдыба… Короче, он в стеклянной будке сидит, найдёшь.
— Хорошо, — обрадовался Вася.
— Только ты с самого утра иди. Они простаивают сейчас, чего-то им не подвезли, работать нечем. Они по углам все расползаются к обеду, цех пустой, никого не найдёшь.
Мы допили чай. Недолго обсудили ситуацию в цеху. Напомнил Васе, что там уже Ахмад предварительно шухер навёл и надо быть предельно осторожным.