Ревизор: возвращение в СССР
Шрифт:
В палате царила какая-то суета. Сестра раздала нам стеклянные ртутные градусники.
– Который час? – спросил я.
– Шесть, – ответила она, пытаясь растормошить нашего четвертого соседа.
Она резко повернула его на спину и сдернула одеяло. Мужчина застонал, держась за сердце. Лицо его было одним сплошным синяком. Я сразу проснулся. Сестра крикнула:
– Позовите кого-нибудь!
– Кого? – не понял я.
– Марину или Юрия Васильевича!
– Понял! – подхватился я и босиком побежал искать врачей. Каменный
– Подъём! – заорал я что есть дури.
Глава 3.
Четверг, 11.02.71 г. Святославская городская больница
Мужики сразу повскакивали.
– Что ещё? – первым включился доктор. Тренированный. Старший сержант немного тормознул, но тоже быстро пришёл в себя.
– Там больной помирает! – доложил я.
– Где там? – недовольно переспросил Юрий Васильевич, выходя в холл.
– У нас в палате, в Хирургии.
Доктор быстрым уверенным шагом направился к нам. Я за ним. Ноги замёрзли! Первым делом, когда мы вошли в палату, я засунул их в свои тапки.
– Только что загрузился, – доложила сестра.
Доктор наклонился над мужиком, потом вдруг резко схватил его за руку и за ногу и сдернул с койки на пол. Быстро встал перед мужиком на колени и своим здоровенным кулачищем с размаху ударил его по груди. Потом ещё раз.
Сестра в этот момент держала мужика за горло.
– Есть, – сказала она, – даже отжиматься не пришлось.
Доктор отхлестал мужика по щекам, и тот открыл глаза.
– Так. Надо его на койку поднять, – сказал доктор.
– Что ж вы, батенька?! – осуждающе выговорила сестра мужику.
Бедный мужик хлопал глазами, пытаясь приподняться, но доктор ему не позволил.
– Помогите мне, – потребовал Юрий Викторович.
Я подошёл к нему, но меня отодвинул Ефремов, стоявший, как оказалось, всё это время в дверях.
Вдвоем с доктором они подняли мужика на его койку.
– Тощий, а такой тяжёлый, – кряхтя, проворчал старший сержант.
– Ты давай это брось, – сказал мужику доктор, держа его за запястье. – Ещё не хватало из-за бабы сдохнуть.
– Я не из-за бабы, – промычал мужик, – я из-за детей переживаю.
В этот момент сестра принесла штатив с полной бутылью. Я даже не заметил, когда она успела выйти из палаты. Заметил только, когда вернулась.
– И из-за детей не надо так убиваться, – успокаивающим голосом сказал доктор и поставил мужику в вену капельницу, – зачем детям отец в белых тапочках?
Сестра примотала иглу бинтом к руке и ушла. Доктор ещё немного постоял и тоже ушёл. Никто и слова не сказал, что в палате сигаретный дым коромыслом.
– Петрович. А давай хату им спалим, – сочувственно предложил Митрич мужику.
– Это моя хата, – ответил равнодушно Петрович. Успокоительное ему, что ли, вливают? Лежит как зомби, в потолок уставился. У него, похоже, нос сломан. Но чуть не скопытился он сегодня не от этого. С сердцем шутки плохи. Уж я-то знаю.
Но доктор. Красавчик. Голыми руками Петровичу движок завёл.
Как здесь интересно.
Ещё бы понять, с какого перепугу Пашка Ивлев с моста бросился? Молодой же, вся жизнь впереди.
Пришла медсестра.
– Варлен Дмитриевич, укольчик! – обратилась она к деду.
– Нет меня, – спрятался под одеяло дед.
– Рано ты, горемычный, прятаться начал, – подколола деда сестра, стаскивая с него одеяло, – сорок уколов! А сейчас только третий.
– Вот ты ехидна, Валька! – обиженно заявил Митрич, заголяя живот.
– А не надо было лису хватать, – строго сказала она, уколола деда и вышла из палаты.
– Она курицу задушила! – крикнул Митрич ей вдогонку, сжимая кулаки то ли от боли, то ли от ненависти к лисе.
– Вилами её надо было, – посоветовал Иван.
– Тебя лиса бешеная покусала? – удивился я.
– Может и не бешеная. Но всё равно тварь. Всю икру разодрала, – ответил дед, задирая на правой ноге пижаму и показывая толстый слой бинтов с жёлтым пятнами.
– А что за имя такое: Варлен? Иностранное? – полюбопытствовал я.
– Сам ты иностранный. Варлен это Великая АРмия ЛЕНина, – гордо сказал дед.
– Понял, – усмехнувшись про себя сказал я и лёг на кровать. В животе заурчало.
– А когда здесь кормят? – спросил я.
– Жрать хочешь? Значит, жить будешь, – отозвался Иван. – Скоро, наверное, накормят. Митрич, когда завтрак?
– В 8 утра. Ещё час ждать, – ответил дед.
А есть так хотелось! Такого сильного голода я давно не испытывал. Что значит молодой организм. А мозги старые. Передо мной здесь такие возможности открываются исключительные. Рациональная часть моей личности все еще отказывалась до конца поверить в произошедшее. А вот эмоции давали о себе знать. Периодически ловил себя на том, что испытываю что-то похожее на эйфорию, ловя кайф от ощущения молодости, силы, бурлящей в жилах энергии.
И всё же. Почему ты, братец Пашка, с моста прыгнул? С высоты своего опыта я видел только одну объективную причину для такого поступка: смертельная болезнь с мучительным концом. Со всем остальным можно и нужно жить.
Хотя в юности любой мало-мальский стресс воспринимается как трагедия вселенского масштаба.
Я прикидывал варианты «трагедий», с которыми мог столкнуться Пашка.
Первое, что пришло в голову: несчастная любовь. Влюбился паренек в девицу стервозную. Сам-то с виду неказист, шансы закадрить не самые лучшие, мягко говоря. А она может еще поиздевалась как-то или условие какое поставила невыполнимое. Мог пойти с горя и сигануть. Хотя, конечно, такой сценарий говорит не в пользу Пашкиного характера. Глупость откровенную спорол.