Ревность волхвов
Шрифт:
– Вам. Из ревности, – холодно ответствовала Леся.
– Ой, не смешите меня! – воскликнула Сухарова и вдруг заплакала. Она вытащила из кармана платок, стала утирать слезы. Плечи ее сотрясались. Мы с Лесей стояли рядом, не зная, что сказать.
Когда она наконец успокоилась и мы продолжили свое шествие назад в коттедж, мимо нас пролетел знакомый «Лендровер» – из городка возвращался Петя. Он не остановился подле нас, а поехал прямо к дому.
Леся спросила Сухарову:
– А почему Горелов сегодня такой
– Петька-то? – Настя отплакалась и выглядела совершенно успокоенной. – А что в нем странного?
– Ну, он все время был такой живой, остроумный… А сейчас какой-то заторможенный…
– Думаю, Женька напоила его чем-то успокаивающим. Петька всегда очень переживает, когда в жизни случаются всяческие стрессы. Он и тогда-то, – я понял, что под «тогда-то» Настя имеет в виду времена их сексуальных экспериментов, – три ночи не спал – мне Женька потом рассказывала… А уж теперь… У него, можно сказать, лучший друг погиб, партнер… Наверно, Женя его каким-то транквилизатором затормозила…
– Снотворным?
– Не знаю, она ведь врач по образованию – правда, не практиковала никогда, – но уж в транквилизаторах разбирается…
Вскорости мы подошли к дому, и Настя спросила:
– У вас ко мне есть еще вопросы?
– Пока нет, – ответствовала Леся, – но если будет нужно, – мне показалось, что она хочет сказать: «Мы вас вызовем», однако девушка переформулировала, – то я снова к вам обращусь.
– Велкам, – проговорила Сухарова.
Петр стоял на крыльце – похоже, поджидал нас. Настя переключилась на него:
– Петь, давай еще раз сгоняем в город, в полицию. Я хочу узнать, когда и как мы сможем забрать тело Вадика. – При этих словах лицо творческого директора Горелова исказила мучительная гримаса. – И как его везти потом на родину. А вы, – обратилась она к нам с Лесей, даже почему-то скорее ко мне, чем к Лесе, – можете пока поговорить тет-а-тет с Женей.
– Давай поедем, – безразлично ответствовал Насте Петр. Его лицо теперь казалось безжизненным и бесстрастным.
– Только я сяду за руль, ладно? – мягко попросила Анастасия. – Не хочу, чтоб ты, Петька, меня куда-нибудь втемяшил.
Петя почему-то покраснел, однако с подчеркнутой индифферентностью пожал плечами.
Настя залезла за руль «Лендровера». Петр поместился рядом. Взревел мотор, пахнуло выхлопом (в здешних чистейших местах аромат отработанных газов, даже от одной машины, казался нестерпимым), и они отбыли.
– Ну и шведская семейка, – неодобрительно прошептала, глядя им вслед, Леся.
– Для Москвы обычное дело, – небрежно бросил я, стараясь уколоть ее, провинциалку, и небрежностью тона, и привычностью (для меня) свободных столичных нравов.
– Ну и очень плохо, что обычное, – брезгливо проговорила девушка.
На крыльце мы были одни – и одни, казалось, во всей вселенной.
– Кстати, Леся! А помнишь ли ты о том, – сменил я тему разговора, – что согласно нашим с тобой изысканиям, все, о чем говорится в этом домике, кто-то прослушивает? И записывает?
– Ой, забыла! – воскликнула девушка. Простосердечным признанием своей оплошности она стала мне как-то ближе.
– Интересно бы знать: кто нас слушает? И зачем?
– Да, – подхватила Леся, – а еще хорошо бы добыть запись вчерашних разговоров: что здесь творилось в момент убийства.
– Ну, убивали же не здесь, а в другом домике.
– Все равно: мы бы знали, кто в момент убийства точно находился здесь, у кого стопроцентное алиби.
– Убийца может свой голос (как свидетельствуют детективные романы) заранее записать на пленку, – возразил я, и опять сыщица со мной согласилась:
– И правда… – А потом вскинулась: – А давай пойдем посмотрим на прослушку. И… И, может, снимем ее?
– Я думаю, самое время.
Проваливаясь в снег, мы обошли дом. Ключ от щитка висел на месте. Я отпер распредустройство.
Коробочки внутри не оказалось. Девушка чуть не носом в щиток залезла, забыв о собственной боязни электричества и презрев технику безопасности, все осмотрела и нервно усмехнулась:
– Сняли.
Она стала осматривать снег, ведущий в лес. Новых следов на нем не обнаружилось: все та же вспаханная полоса. Но тот, кто снимал подслушивающее устройство, вполне мог пройти по ней, а потом опять закидать – допустим, саперной лопаткой – собственные следы.
– Знать бы, кто ее утащил, – сквозь зубы протянула девушка.
– Одно из двух, – заметил я, – либо тот, кто ставил, либо тот, на кого ее ставили…
Леся с долей сарказма подхватила:
– А мог – любой третий, случайно ее заметивший…
– А может быть, ее поставил – а потом, когда совершил свое черное дело, убрал – сам убийца?
– Может, и так. Знать бы, зачем.
– Ну, например, для того, чтобы быть уверенным: ненужные свидетели – в доме. Они не появятся внезапно в том коттедже, где происходит убийство.
– Молодец, Алябьев, – слегка высокомерно похвалила меня Леся. – Умеешь логически мыслить.
– А у меня всегда по математике пятерка была. Даже и по высшей математике…
– Тогда реши хотя бы одно уравнение из целой системы со многими неизвестными: кто и зачем поставил «жучок»?
– Не могу. Не понимаю, – развел я руками. – Сам голову ломаю: зачем ее поставили, для кого, какая связь с убийством…
– Если ты думаешь, – призналась Леся, – что понимаю – я, то глубоко и серьезно заблуждаешься… – Она кивнула на щиток: – Закрывай!
Мы вернулись к крыльцу. Отряхнув с ботинок снег, вошли в дом.