Ревность волхвов
Шрифт:
– Ну и устала же я сегодня… Слушай, давай для разрядки, прошвырнемся по освещенной трассе? Километров семь-восемь? А на обратном пути впечатлениями от допросов поделимся…
Но мне, признаться, за сегодняшний день Леся с ее властным характером и постоянным давлением на опрашиваемых поднадоела. И меня совсем не грела перспектива по новой пережевывать в ее обществе обстоятельства убийства.
Я покачал головой:
– Знаешь, Леська, я лучше на гору пойду. На доске поношусь.
Разделить свое общество я ей не предложил.
– Ну, как знаешь, – сухо промолвила она. Однако я заметил, что мой отказ ее задел.
…Не
Я сидел за стойкой и потягивал глинтвейн, когда ко мне подошли трое мощных, бритоголовых молодцев российских кровей. Когда бы подобные будки подвалили в столичном баре, я бы, не скрою, напрягся. Но здесь, на вольном шенгенском воздухе, почему-то казалось, что ничто криминальное мне не грозит, поэтому я совершенно спокойно поднял на них глаза.
– Слышь, земляк, – спросил у меня первый, – это у вас там мужика замочили?
Я никаких подписок о неразглашении не давал, поэтому кивнул:
– У нас, – и лишь подивился, сколь стремительно разлетаются слухи, даже если живешь в лесу в отсутствие всяческих средств массовой информации.
– Пойдем выйдем, побазарим, – предложил второй, и тут я все-таки слегка вздрогнул, потому как конструкция «пойдем выйдем» в устах двухметроворостого шкафа обычно не сулит ничего хорошего.
– Да ты не бэ, – добавил третий, – терок не будет, побазланим просто.
Что мне оставалось делать? Я вышел из бара вслед за ними на снег, освещенный мощными прожекторами. В голове вдруг сама собой возникла фраза: «Пьянящий воздух свободы сыграл с профессором Плейшнером злую шутку». На всякий случай я не стал сильно удаляться от дверей и постарался не поворачиваться к бритоголовым спиной. Вдобавок заприметил воткнутую в снег забытую кем-то лыжную палку – хоть будет оружие, если разговор вдруг перейдет в махалово. Ясно, что у меня одного против троицы шансов победить ноль целых ноль десятых – но, может, до приезда полиции продержусь?
– А того мужика, что замочили, ты знаешь? – спросил первый шкаф.
Мне подумалось, что подобных, почти карикатурных, персонажей в Москве я уже давно не встречал. Наверное, ребята родом из близлежащей к Лапландии Мурманской области. А может, из Кировской или из Коми. К ним в провинцию столичная мода на респектабельность пока не дошла.
– Да, знаю.
– А кто он?
– Мужик как мужик, – пожал я плечами. – Директор фирмы.
Мне показалось, что парни со значением переглянулись.
– Этот? – первый пальцами-сосисками вытащил откуда-то из-за пазухи фотографию. На ней был изображен Вадим, причем снимок сделан совсем недавно, уже здесь, в Лапландии, да еще, похоже, скрытой камерой. Не глядя в объектив, Сухаров бодро шел в своем пижонском ослепительно-белом горнолыжном костюме, вскинув лыжи на плечи, а на заднем плане виднелся подъем на тутошнюю гору.
– Да, он, – подтвердил я. – И что?
– Передай своим, что мы тут не при делах, – молвил второй.
– Кому «своим»? – переспросил я. – При каких «делах»?
– Ваньку не валяй, – строго сказал первый.
– Мы за бабу-дуру не отвечаем, – заметил третий.
– Как хотите, пацаны, но я ни фига не понимаю, – сказал я решительно. Они переглянулись.
– Расскажите толком, по порядку, – попросил я.
И они рассказали. Если опустить нецензурщину, служащую связующими словами и средством выражения негативных эмоций (а она заняла по объему едва ли не половину рассказа), картина вырисовывалась следующая.
Однажды, а конкретно, тридцать первого декабря, днем под Новый год, первый из них (его звали Володей) склеил в баре девку-москвичку. Баба была сочная, добрая, на контакт пошла с охотой. Но когда дошло до дела и Володя конкретно предложил сниматься с якоря в баре и шхериться в его номер, вдруг началось натуральное динамо.
Динамо получилось не простое, а с вывертом. Девка стала просить Володю, для начала, разобраться с одним мужиком. Сказала, что тот москвич и тоже отдыхает здесь. Предъява у нее к нему была такая: он ее сильно обидел, и она желает с ним поквитаться. Нет, замочить не просила. Но вот отметелить – да. Руку-ногу сломать. Почки там, типа, отбить. Или чтоб он половины зубов недосчитался. Или, к примеру, глаза. А вот когда, сказала девка, Вова ее условие выполнит, она и в любовь с ним поиграет, да еще и заплатит – тысячу швабриков. Ну, он послал ее, конечно. Кругом девок нормальных, без закидонов, полно.
– А она, эта девка, сказала, как ее звать? – спросил я.
– Сказала. Светкой.
Вот это да!.. Неужели наша заполошная, восторженная Светка заказала Вадима? Причем попыталась найти исполнителя в лице качка-провинциала в баре? Что-то не похоже на студентку-юристку… Да и с какой стати она вдруг окрысилась на Сухарова?
– Ваша баба? – спросил у меня второй. – Знаешь такую?
Я пожал плечами.
– Ваш Володя ж у нее документов не спрашивал, правда? Назваться Светой любая могла.
Братки переглянулись и молчаливо со мной согласились. Однако история на том не кончалась. Володя продолжил свой рассказ.
Вчера эта девка, с понтом Света, утром снова появилась в том же баре и как ни в чем не бывало возобновила хиханьки-хаханьки.
– Вчера? – перебил я. – А во сколько?
– С самого утряка, – заметил Вова, – часов в двенадцать, я первый сюда зарулил, никого наших еще не было.
И после третьего коктейля эта с-понтом-Света опять завела все тот же базар, что хочет проучить мужика, который ее, типа, обидел. А он, Володька, в этот раз сделал вид, что повелся на предложение прибабахнутой москвички. Решил с ней поиграть. «А что, – спрашивает, – за мужик, кого ты хочешь отметелить? Как звать, как выглядит?» Она ему фотку и предъявила. «Где его найти?» – «А он, – говорит девка со смехом, – у нас из коттеджа не выходит». – «Тебя, что ль, боится?» – «Не, – скалится она, – он у нас лежачий. Нога у него сломана». – «Ты ему, что ль, сломала?» Та ржет: «Может, – говорит, – и я, да только мне этого мало».