Ревность
Шрифт:
Этот малыш был очарователен. На первый взгляд трудно отличить одного золотистого эльфа от другого. Самцы и самки имеют одинаковую окраску – медные гривы и спины, белые мордочки, золотистые лапы и животы. Но рано или поздно из общей массы выделяется существо с яркой индивидуальностью. Тика была такой. Ее окутывала аура утонченности. Конечно, это странный способ описывать животное, но уже ребенком Тика держалась на расстоянии от мира, она относилась к нему с холодным безразличием. Свой стиль поведения был и у этого новорожденного. Но не сдержанный, как у его матери. Нет, он был клоун; все три с половиной дюйма его тела дурачились, дергая за
– Кто эти? – спросил он с надеждой в голосе.
– Должна тебя разочаровать.
Он вытащил близнеца Б из инкубатора, приподнял его гладкий хвост и поморщился.
– Тот тоже самец? – Он показал на обезьянку, сидевшую на колене у Шон. Она кивнула.
– Может быть, что-то не так с водой? – спросил он. – Вещество, убивающее Х-хромосомы?
Она посмотрела на Ивена снизу вверх. На нем были джинсы и коричневая рубашка. В лице какая-то напряженность, губы плотно сжаты. Ей захотелось, чтобы он улыбнулся.
Это делает поездку в Даку тем более необходимой, не так ли?
– Так ты едешь?
Шон решила, что поедет, если он согласится на ряд условий.
– Мы не заезжаем в Икитос. – Она передала ему второй шприц.
Он сидел на стуле рядом с ее креслом-качалкой.
– Хорошо, – сказал он, выдавливая капельку смеси на кончик шприца.
– Мы устанавливаем абсолютно твердый срок поездки – две недели – независимо от того, выполним ли мы к этому времени всю программу.
Ивен закусил губу.
– Ты имеешь в виду – две недели в поле? Не считая дороги туда и обратно?
Она кивнула, хотя это было не то, что она имела в виду. Но он прав. Она забыла, как трудно даются в джунглях любые передвижения.
– И мы договариваемся, чтобы нам дали разрешение на отлов большого количества игрунок. Четыре самки дополнительно к паре детородного возраста. Все четыре подросткового возраста. Их легче ловить, и это позволит нам не разбивать уже сложившиеся пары.
– Ты чудо, – сказал он, и напряжение исчезло из его голоса впервые за это утро.
Но это были еще не все условия.
– И мы используем подсадную обезьянку. Его глаза округлились.
– Ну, это уже каприз. С ней одна морока.
– А не морока таскать с собой фрукты для приманки? Предлагаю компромисс. Мы используем оба способа и сравним результаты.
– Ты умеешь торговаться, – засмеялся Ивен. Близнец А соскользнул с колен Шон и обосновался в складках ее шорт защитного цвета. Она позволила ему теребить ее пальцы.
– Нам ведь понадобится гид?
Ивен был в Перу три года назад, но тогда он посетил только район Месеты. Района Даку он не знал совсем.
– Есть женщина-перуанка, которая уже проводила несколько экспедиций в труднодоступные районы Амазонки, – сказал он. – Тэсс Киршер. Профессор
– Киршер? Перуанка?
– Я думаю, это немецкая транскрипция ее настоящего имени. – Он снова поднес шприц к губам близнеца Б. – Давай, малыш, – уговаривал он обезьянку. – Хороший парнишка… Она провела в Перу детство, потом жила в Калифорнии, но, кажется, часто бывала на родине.
Шон понравилась мысль о гиде-женщине. Это придавало поездке более мягкий, безопасный оттенок.
Ивен отложил шприц и поднес близнеца Б к самому лицу, чтобы получше его рассмотреть.
– Пора дать этим шалунам имена, – сказал он. – Какая там буква на подходе?
– Р. Мой близнец явно Ряженый.
Ивен изучал эльфа, сидевшего на его ладони. – Ромео, – сказал он. – Будет бабником.
Когда они только начинали работать с эльфами, Шон предложила называть их именами собственных родственников, двигаясь по направлению к корням своего генеалогического древа. Это была бестактность. Если бы она подумала хоть секунду, прежде чем это предложить, то никогда не сказала бы такого. Для Ивена это была открытая рана.
Ивена взяли на воспитание в возрасте нескольких недель, его приемным родителям было тогда уже за сорок. Частное усыновление, покрытое тайной; все его последующие усилия разгадать ее оказались безрезультатными. Он ничего не знал о своих настоящих родителях; к тому времени, когда он начал задавать вопросы, его приемный отец умер, а у матери возникли проблемы с психикой, она колебалась между двумя состояниями: полной ясностью рассудка и безнадежной паранойи.
У него не было ни братьев и сестер, ни дедушек и бабушек, ни дядь и теть. Его родители вели замкнутый образ жизни, если не считать их приверженности к церкви. Они были ревностными католиками, и Ивен находил в церкви утешение, которого ему недоставало дома. Как-то он признался Шон, что считает своими настоящими родителями священников и монашек. Именно монашка повела его в магазин, чтобы купить одежду для школы, священник давал ему советы, когда он начал встречаться с девушками. Его родители только вздохнули с облегчением, когда увидели, что кто-то заботится о нем.
Его мать была еще жива. Он перевез ее из Портленда в Сан-Диего несколько лет назад. Ей исполнилось уже восемьдесят лет, она жила в доме для престарелых и болела болезнью Альцгеймера. Он регулярно навещал ее, часами просиживая у постели язвительной злобной женщины, едва узнававшей его. Иногда Шон сопровождала его в этих поездках, но в прошлом году она как-то упрекнула мать в грубости по отношению к сыну, и Ивен попросил ее больше с ним не ездить. Она ничего не могла поделать. Понятие семьи было очень важным для Ивена. У него почти не было опыта реальной семейной жизни, и он идеализировал ее. Иногда даже слово, произнесенное повышенным тоном, заставляло его вспыхивать. Смотреть на то, как он пытается выжать хотя бы крупицу тепла и внимания из злобной старухи, было свыше ее сил.
Шон охотно делилась с Ивеном своей собственной семьей. Она делилась детьми и мужем. И главным образом, она делилась собой. Но больше он в этом не нуждался. Он создал собственную семью.
– Подержи Ромео секунду, пока я не взял краску. – Ивен протянул ей близнеца Б.
Два эльфа вцепились друг в друга на ее коленях, и она внимательно следила за ними, чтобы не перепутать.
Ивен снова сел и перекинул одного из визжащих близнецов с одной руки на другую.
– Это Ряженый, – сказала Шон.