Ревность

Чемберлен Диана

– Дэвид, нет! – Она схватила его за руку. – Пожалуйста, не уходи. Пожалуйста, не оставляй меня опять ночью одну.

Но он ушел. Темнота поглотила его целиком, за исключением луча его фонарика, и Шон смотрела, пока он не исчез в лесу. Тогда она последовала за ним в своем воображении. Она увидела, как он подходит к костру, сворачивает направо, на тропинку, ведущую к палатке Мег. И там он погасит свой фонарик и останется на ночь с женщиной, с которой чувствует себя в безопасности в ночных джунглях.

34

Дэвид

не мог заснуть. Он лежал на неровном занозистом дне желтого каноэ, стоявшего на берегу речки, вдыхая едкий дым от противомоскитной дымовой шашки, которую жег на земле. Он смотрел на черный шатер над собой и думал о двух палатках, где его ждали, и знал, что не сможет пойти ни в одну из них. Он будет чувствовать себя виноватым, если обратится сейчас к Мег за утешением. А как насчет Шон? Он повернулся на бок и поморщился, почувствовав, как заноза впилась ему в ногу. Он становился слишком уязвимым, когда дело касалось Шон. Он готов был и сейчас подписаться под каждым словом, которое произнес, но его гнев уже иссяк, и он ничего так не желал, как оказаться снова в той палатке, откуда ушел, и провести остаток ночи в объятиях Шон. Но он не мог вернуться, потому что не был в ней уверен.

Еще до того как взошло солнце, Дэвид пошел к палатке Ивена и рассказал ему о своем плане – заняться поисками орнитологов. Ивена охватило радостное волнение. К тому моменту, когда Дэвид изложил свой план, Ивен был уже одет.

Им обоим показалось необыкновенно приятным двигаться, скользить по воде. Дэвид сидел на корме, Ивен на носу. Хотя течение было слабым, но, едва опустив весло в воду, Дэвид понял, что не смог бы проделать это путешествие один.

– Сегодня день рождения моей матери, – сообщил Ивен после долгой паузы.

– Сочувствую тебе, Ивен. Я знаю, что ты хотел ее поздравить.

Ивен пожал плечами.

– Для нее это безразлично. Но не для меня. У нее больше никого нет. Для персонала приюта это такой же день, как всякий другой. Им наплевать.

Дэвид изучал спину Ивена, едва различимую в туманной полутьме, и ощутил прилив нежности к нему, почувствовал себя неспособным продолжать на него сердиться.

– Ты знаешь, – сказал он, – я считаю тебя одним из самых благородных, добросердечных людей, какие мне попадались в жизни. Как мог ты это сделать?

Ивен успел несколько раз опустить весло в чернильную воду, прежде чем ответил.

– Я задавал себе этот вопрос много раз, – тихо проговорил он. – И всегда находил единственный ответ: я любил ее.

– И все еще любишь?

– Я думаю, что это навсегда. – Он повернулся, чтобы взглянуть на Дэвида. – Что я должен был сделать? Уехать? Найти нового партнера? Я перебрал все возможности, поверь мне. И не смог остановиться ни на одной из них.

Дэвид кивнул, и вдруг для него все прояснилось. Решение проблемы в его браке с Шон и в браке Ивена с Робин. Чем прочнее будут эти браки, тем меньшей станет нужда Ивена и Шон друг в друге.

Он уже открыл рот, чтобы поведать Ивену свои мысли,

но увидел ряд больших серых валунов, начинавшийся от реки и терявшийся на берегу в утреннем тумане. Они сразу показались знакомыми, хотя те две недели, которые прошли с того момента, когда они их видели, скорее походили на долгие месяцы.

Они вынесли каноэ на берег. Растительность на этом месте была вытоптана, как будто здесь много раз проволокли вверх и вниз одно большое каноэ или даже несколько лодок. Но в данный момент никаких лодок на берегу видно не было.

Тэсс говорила, что экспедиция расположилась примерно в миле от берега. Дэвид и Ивен обнаружили довольно широкую тропинку, проложенную в лесу, и двинулись по ней. Они молчали, приберегая слова и энергию для предстоящей, как они надеялись, встречи.

К тому времени, когда Дэвид и Ивен достигли лагеря орнитологов, они взмокли от пота. Лагерь был пуст. Зола на месте костра не сохранила тепла, длинный стол из молодых побегов покрылся лишайниками.

– Как давно они, по-твоему, оставили лагерь? – спросил Дэвид. Он сел на скамейку у стола. Его мышцы гудели.

Ивен ковырял прутиком золу на кострище.

– Прошло несколько дней, – усталым голосом ответил он. – Может быть, неделя. – Он бросил прутик и сел рядом с Дэвидом, соскреб немного липкого зеленого лишайника ногтем большого пальца. – Интересно, какова эта штука на вкус? – поинтересовался он.

– Я уж лучше буду есть гусениц.

Ивен вздохнул и повернулся к Дэвиду лицом.

– Мои чувства к Шон не имеют большого значения, Дэвид. Она хочет тебя, а не меня.

Шон нашла записку от Дэвида в своей обуви. Только одна строчка, несколько слов, ставящие ее в известность о том, что Дэвид и Ивен отправились к лагерю орнитологов. Она медленно оделась и пошла к костру, где Робин приветствовала ее, размахивая пакетом, полным насекомых.

– Это ты сама набрала? – удивленно спросила Шон.

– Я совершенствуюсь в этом деле. – Робин пожала плечами. – Жалко, что у нас в Сан-Диего нет спроса на такого рода умения.

Шон отнесла пакет к «игрунковому дереву», и начала кормить эльфов. Она уже собиралась отворить дверцу клетки, где содержалась супружеская пара обезьянок, когда заметила, что самка вылизывает самца, копошится пальцами в его шерсти, любовно глядя на него своими маленькими черными глазками. Самец наслаждался ее вниманием.

«Ты оказалась сообразительной, – подумала Шон, выкладывая перед самкой несколько жуков. – Ты не стала дожидаться, пока станет слишком поздно».

– Дэвид еще в палатке? – Это прозвучал голос Мег. Шон повернулась и увидела, как она приближается к костру.

– Нет, – раздраженно ответила она. – Разве ты недостаточно поимела его ночью?

Мег нахмурилась.

– Что ты хочешь этим сказать?

Шон отвернулась, не удостаивая ее ответом.

– Где он? – спросила Мег.

– С Ивеном. Они отправились вверх по реке поискать орнитологов, о которых говорила нам Тэсс.