Революция и флот. Балтийский флот в 1917–1918 гг.
Шрифт:
Кризис больных большевизмом команд разрешался в положительную сторону. Команды начинали выздоравливать. Причиною служило обстоятельство, что почти все лица, замешанные в расстрелах, бежали ещё раньше. Оставшаяся команда, в большинстве своём представлявшая индифферентную массу, тяжёлым опытным путём вынесла результат управления флотом коллегиальными учреждениями, вроде Центрофлота. Команды воочию увидели, куда их завели революционные кумиры, в опасную минуту оставившие флот и поспешно бежавшие, захватив при этом, как полагается, казённые и общественные деньги. Люди сами убедились, что наступают не «какие-то банды международных белогвардейцев и контрреволюционеров», как о том всюду писалось и проповедовалось, а самые настоящие регулярные германские войска. Доказательством правильности этого взгляда служит сравнение судов, испытавших несколько
Утром 1 мая миноносцы пришли в Новороссийск.
В Севастополе в это время происходило следующее: адмирал Саблин узнал, что немцы оставили украинские части за Перекопом, а сами наступают дальше. Были получены от наших парламентёров известия, что командующий германскими войсками в Крыму генерал фон Кош наших парламентёров не принял, а просил письменно изложить свои заявления. Он предупредил, что это заявление должен переправить фельдмаршалу Эйхгорну в Киев, откуда ответа можно ожидать не ранее двух недель, и что, во всяком случае, приостановить наступление он не может.
Одновременно с нашими парламентёрами выезжали в Симферополь ещё две делегации: одна от города Севастополя, другая от украинских организаций. Первая была принята генералом Кошем очень любезно, а вторая — сухо.
Получив такие известия, адмирал приказал парламентёрам возвратиться, а всем судам, могущим идти в море, приготовиться к походу. Оставшиеся корабли было приказано контрадмиралу Остроградскому, по уходе флота, взорвать, для чего ещё раньше была сформирована подрывная партия, человек в сто — сто двадцать. Съёмка была назначена в 10 часов вечера. Ещё раньше было приказано «Дерзкому» выйти в море и стать маячным судном на повороте канала у Херсонеского маяка. Ночь была очень тёмной.
В это время немцы уже заняли часть Северной стороны и установили полевую артиллерию и пулемёты на Константиновской батарее, против бонов и на Братском кладбище. Однако кораблям сняться своевременно не удалось, так как обнаружилось, что все в порту разбежались и нет ни катеров, ни людей, чтобы развести боны. В конце концов, в двенадцатом часу боны были разведены контр–адмиралом Клочковским, Черниловским- Сокол, капитаном 2–го ранга Погожевым, Протасовым и ещё несколькими офицерами, вышедшими на адмиральском катере «Пулемёт» и ещё на какой-то шлюпке.
Едва дала ход «Воля», как немцы в упор открыли по кораблям огонь. За «Волей» (флаг командующего) снялась «Свободная Россия» (командир — капитан 1–го ранга Терентьев). Кораблям в абсолютной темноте, под огнём неприятеля пришлось с места на рейде дать полный ход; при этом, должно отметить, что корабли развили ход, едва ли не превышающий контрактную скорость. В «Свободную Россию» попало несколько снарядов, причинивших пустячные повреждения в надстройках и легко ранивших пять человек.
На огонь неприятеля отвечать было запрещено, так как адмирал не хотел дать лишний повод немцам утверждать, что мы не выполняем Брестского договора, на основании чего они юридически могли бы продолжить операцию по захвату наших судов в свою пользу. Один только комендор не выдержал и выстрелил противолодочным снарядом.
Эскадренный миноносец «Гневный» снимался за кораблями. Под впечатлением неприятельского огня в команде произошла паника, и, ошалев, в машине дали при разворачивании вместо «назад» — «вперёд» правой машине. Заметив это, командир лейтенант Крейчман дал правой «полный назад», но в машине снова дали наоборот — «полный вперёд», и миноносец выскочил на берегу Аполлоновой балки. Все попытки сняться не увенчались успехом, и командир взорвал корму.
Из-за того, что подрывная партия, которой было поручено взрывать оставшиеся корабли порта и сооружения, разбежалась, всё осталось неповреждённым. Только миноносец «Заветный», стоявший в ремонте, был взорван и затоплен своим командиром старшим лейтенантом Краснопольским.
На всех оставшихся в Севастополе судах был снова поднят украинский флаг
Придя 1 мая, утром, в Новороссийск, миноносцы застали там следующую обстановку. Новороссийск входил в состав Кубанско–Черноморской советской республики, в которой вовсю процветала большевистская власть. В самом Новороссийске сосредоточились почти все главные руководители большевизма на Юге, бежавшие своевременно из Одессы и всех городов Крыма. Здесь были Гавен, Пожаров, капитан 2–го ранга Богданов, Алексакис,
49
Остроградский Михаил Михайлович (1870–1921), контр–адмирал (1917), в Гражданскую войну — в белом Русском флоте.
Басов, Шерстнев, Роменец и за месяц приехавшая в Новороссийск известная Островская [50] . На рейде стояло несколько транспортов с беженцами из всех портов Крыма и с красноармейцами, присутствие которых терроризировало не только мирное население, но даже наводило панику на местный революционный комитет.
От прихода флота население тоже не ожидало ничего хорошего, так как вполне справедливо у жителей сложилось самое ужасное мнение о флоте на основании всей его предшествовавшей преступной деятельности. Всем был памятен приход в январе месяце миноносца «Керчь», расстрелявшего ни за что ни про что 42 офицера Варнавинского пехотного полка.
50
Островская Надежда Ильинична (1881–1933) — состояла в РКП(б) с 1901 года, активная участница революции и Гражданской войны, в 1917 году — в Севастопольском совете, в мае
июне 1918 года — в Чрезвычайном Ччрноморском ревкоме по обороне Новороссийского района.
Не успели миноносцы ошвартоваться, как к флоту обратились за помощью местные революционные власти, просившие обезвредить красные части. На срочном заседании командиров судов и представителей судовых комитетов было решено разоружить все прибывшие красноармейские банды и затем отправить их за пределы Новороссийска. Особенно внушал опасения транспорт «Евфрат», на котором было около 1500–2000 красноармейцев, заявивших, что они скорей взорвутся, чем выдадут оружие. На транспорте было около 2000 пудов различных взрывчатых веществ и, кроме того, имелось огромное количество денег, золота и серебра, награбленного на южном берегу Крыма. Разоружить «Евфрат» было предложено миноносцу «Поспешный», который подошёл к нему и предъявил ультиматум: немедленно сдаться, угрожая в противном случае его потопить. «Евфрат» сейчас же поднял белый флаг и выдал оружие и все ценности, сданные после в Государственный банк — увы, в те же большевистские руки.
Немного спустя командир «Поспешного» (старший из командиров миноносцев) получил радио от адмирала Саблина: выйти навстречу со всеми исправными миноносцами и вступить в охрану кораблей, подходивших уже к берегам Новороссийска. К сожалению, исправных миноносцев не оказалось: большинство было почти без нефти и воды. В море вышел один «Поспешный», который, встретив флот, совместно с ним и «Дерзким» в 7 часов вечера вошёл в Новороссийскую гавань.
Здесь уместно указать на то обстоятельство, что неприятель ни разу не попытался помешать переходу наших судов, несмотря на то что ещё при вступлении немцев в Крым германское командование запретило русским судам выходить из портов и объявило, что отдало распоряжение своим подлодкам топить все выходящие суда. Неприятельские лодки всё время появлялись под Севастополем, даже в надводном положении. Потопить миноносцы было очень легко, так как шли они малым ходом и на некоторых из них командирами пошли мичманы последних выпусков. Вообще миноносцы не представляли собой никакой вооружённой силы. Видимо, либо неприятель проглядел выход судов, так как оба выхода были ночью, либо считал, что суда уже в таком состоянии, что выйти не могут. Есть сведения, что немцы, войдя в Севастополь, говорили, что они считали невозможным уход судов, так как ими против этого были приняты все меры.