Революция и флот. Балтийский флот в 1917–1918 гг.
Шрифт:
К вечеру 1 мая все боеспособные суда собрались в Новороссийске. Кроме миноносцев, с дредноутами из Севастополя перешло одно отделение (восемь штук) исправных быстроходных катеров. Через день из Керчи пришёл ещё миноносец «Лётчик». В ночь на 2 мая ожидалось в Новороссийске выступление большевиков и каких-то южных анархистов. Для предотвращения этого были приготовлены две роты: одна — с Минной бригады, другая — с кораблей. Ночь прошла спокойно. С первого же момента сосредоточения в Новороссийске всех боеспособных, вернее — новейших, судов среди команд появляется желание окончательно установить определённую организацию управления и командования флотом. Дело в том, что, как было сказано выше, адмирал Саблин принял единоличное командование 29 апреля в критическую минуту для флота лишь по просьбе
Минная же бригада об этом оповещена не была. Поэтому среди команд миноносцев появилось (они чувствовали как бы обиду) желание тоже присоединиться к избранию командующего. Было созвано общее собрание командиров, комитетов и по пяти человек с каждой сотни команд. На этом собрании было обрисовано общее политическое положение на юге, а старшим лейтенантом Левговдом и матросом, ездившими совместно со Спиро в Москву за деньгами для флота и вернувшимися уже прямо в Новороссийск, было обрисовано положение в Москве. Особенно клеймил советскую власть матрос, ездивший с Левговдом, фамилию которого, к сожалению, сейчас не помню. Все речи говорили о необходимости единоличного командования, без всяких комитетов и комиссий, и что единственный человек, который должен быть назначен на это место, это — адмирал Саблин. Здесь, видимо, сказалась старая привязанность, уважение и глубокая вера в адмирала Саблина, которая существовала среди команд ещё задолго до войны. Между прочим, характерно, что на этом собрании выступили два матроса–анархиста: Шелестун (бывший раньше в Центрофлоте) и Кедров («Пылкий»). Оба начали с того, что как анархисты они не признают никакой власти, но, переходя к данному чрезвычайному моменту, власть необходима, и оба заявили, что стоят за вручение единоличной власти адмиралу Саблину.
Таким образом, всеми судами единогласно был избран командующим с полной властью адмирал Саблин, о чем ему сейчас же было сообщено поехавшей к нему делегацией. Ответ был получен следующий: адмирал занят и приехать сам не может, но передаёт собранию, что на основании опыта он не верит такому избранию и что единственная возможность для него принять командование — это исполнение следующих требований:
1. Он должен быть избран не делегатским собранием, а всеобщим референдумом всех команд.
2. Все, не желающие избрания адмирала с единоличной властью, должны покинуть корабли, хотя бы для этого и пришлось сократить число кораблей (из-за некомплекта) до минимума.
3. Адмиралу должна быть предоставлена единоличная власть на основании морского устава и законоположения военного времени.
4. Право по личному усмотрению отдавать всех без исключения провинившихся лиц суду, образуемому при штабе, за провинности по службе и неисполнение приказания начальства.
5. Отмена всякого выборного начала.
6. При исполнении всех вышеуказанных условий адмирал принимает командование, но только с подъёмом на всех судах Андреевского флага.
Произведённый референдум дал следующий результат: из всего состава команд численностью около 3000 человек за вручение власти адмиралу подало 2433, против — 237. Остальные или воздержались, или были за него, но с некоторыми поправками.
Когда результат референдума был сообщён адмиралу, он прибыл на «Троян», где находились все командиры, комитеты и представители команд. Поблагодарив за доверие, адмирал сказал несколько слов, без всяких ораторских приёмов, но настолько сильных, что произвёл на всех глубокое впечатление:
«Принимая власть на таких условиях, я, при поддержке команд, надеюсь привести суда в боеспособное состояние, но спасти флот не берусь и не могу, так как это зависит не от меня. Спасти флот можно только, имея хоть небольшие, но дисциплинированные сухопутные войска, которые могли бы защитить Новороссийск с суши в случае наступления немцев. Войск же таких нет и получить их неоткуда. Сейчас вот вы обратились ко мне и к офицерам, тем офицерам, которых вы расстреливали, унижали и оскорбляли. Офицеры эти, в количестве немногим более сотни, забыли всё и, бросив все и даже свои семьи, ушли с вами, дабы спасти корабли. Вот как сильна в них любовь к России и преданность родному флоту. Так уважайте же и берегите своих офицеров. Сейчас вы сами видите,
Покинутые ими, вы вновь обращаетесь ко мне — больному, измождённому старику, и просите спасти. Должен вас ещё предупредить, что против офицеров и, в частности, против меня, будет вестись агитация; уже сейчас есть среди вас подлые гады, которые начинают своё дело, но вы должны сами вырвать их из своей среды. Да здравствует наша дорогая, истерзанная, несчастная Россия! да здравствует славный Андреевский флаг!»
Ответом было могучее «ура», а когда было провозглашено: «Да здравствует командующий флотом адмирал Михаил Павлович Саблин!», — «ура» перешло в сплошные овации.
На другой день, в страстную субботу, 4 мая (нового стиля), в 8 часов утра был поднят с церемонией Андреевский флаг, и адмирал вступил в командование флотом.
В эту же ночь (на 4 мая) на берегу состоялось собрание местных большевиков совместно с другими упомянутыми выше деятелями, приехавшими из всех городов Крыма, с Островской во главе. На этом заседании было решено посеять среди команд флота панику и тем заставить их в большей части покинуть корабли, а тогда уже «ликвидировать» и командный состав. В 4 часа утра в каюту начальника Минной бригады капитана 1–го ранга Лебедева пришёл матрос–анархист Кедров и доложил об этом заседании и решении, прося принять меры. Однако никаких мер принимать уже не пришлось, ибо в своём огромном большинстве команды совершенно не реагировали на агитацию, и вся работа большевиков в этом направлении свелась лишь к бегству 40 человек со всего флота и распродаже матросами лишнего обмундирования.
Население города, со страхом смотревшее на пришедший флот и ожидавшее самых тяжёлых для себя испытаний, с нескрываемым удивлением увидело, что флот взял в свои руки охрану города. Ежедневно для поддержания порядка назначались две роты: одна — с кораблей, а другая — с Минной бригады; корабли взяли охрану города, а Минная бригада — Стандарта. Кроме того, флот взял несение всех караулов в городе, а по ночам отправлял патрули, которые никого не пропускали после полуночи, не исключая даже революционных властей; пароль же сообщался лишь командирам дежурных кораблей, караулам и патрулям. Все самочинные обыски, разбои, кражи и убийства, бывшие до того времени обыденным явлением в Новороссийске, сразу прекратились. Красноармейцы почти совсем исчезли из Новороссийска, перекочевав преимущественно в Екатеринодар.
Команда «Воли», узнав от одного присяжного поверенного, что в тюрьме с 4 января находится 49 пленных корниловских офицеров, ожидавших с приходом флота верной смерти, послала своих представителей в местный совдеп узнать, правда ли, что такие офицеры содержатся в тюрьме и предъявлено ли им какое-нибудь обвинение.
Совдеп, тоже возлагавший большую надежду на поддержку флота, радостно объявил, что такие офицеры действительно есть, но что пока никаких обвинений им не представлено. К удивлению совдепа, ему было заявлено, что «Воля» предлагает срочно выпустить всех этих офицеров и что, если это не будет исполнено, она примет свои меры и сама освободит всех арестованных. Совдеп в срочном порядке в ту же ночь решил освободить офицеров, и на следующий же день они были выпущены. Тогда команда «Воли» предложила желающим из них поступить на вольнонаёмных началах в их команду. Шесть офицеров поступили на должности комендоров и матросов, и отношение к ним со стороны команды было самое доброжелательное; их даже не допускали до грязных работ. Параллельно с этим в командах всё громче и громче стали говорить о необходимости «взять на мушку» всех приехавших из Крыма главарей большевизма. Особенно много говорилось по адресу Островской. Правда, разговоры в исполнение приведены не были; но найдись человек, который стал бы во главе этого движения, планы были бы осуществлены. К сожалению, офицерам стать во главе этого дела тогда было ещё преждевременно. Тем не менее такие слухи дошли до главарей большевизма, и вся эта клика, и чуть ли не местный большевистский комитет, покинули Новороссийск и переехали в Екатеринодар, центр Кубанско–Черноморской республики.