Революция не всерьез. Штудии по теории и истории квазиреволюционных движений

Тарасов Александр

Кстати, и название «OK ВРМП» появилось только в 1985 г. В 1985 г. в OK ВРМП действительно наличествовал уже большой разброс во взглядах.

…последовал прямой запрет коммунарского движения». (С. 35) Такого запрета не было. Просто коммунарам отказали в официальной поддержке.

Такой запрет был. «Указание» насчет коммунаров было спущено в ЦК ВЛКСМ «сверху». Комсомольские чиновники в Средней Азии, которые незадолго до того, не разобравшись, отрапортовали о «стопроцентном охвате комсомольцев коммунарским движением», были предупреждены, что если в месячный срок они не «исправятся», то не только будут сняты, но будет поставлен вопрос об их пребывании в партии. Аналогичное предупреждение получили секретари обкома ВЛКСМ в Калуге. От принятия более жестких документов, которые предполагали

подключение «правоохранительных органов», ЦК ВЛКСМ спасла его секретарь Л. Балясная. Если А. Шубин имеет в виду, что не было официального постановления ЦК КПСС «О запрете так называемого коммунарского движения», то да, его действительно не было и по вполне понятным причинам «соблюдения приличий» быть не могло.

…влияние идей А. Кузьмина можно обнаружить в журнале КАС «Община»… (С. 40) Эта сенсационная мысль «подтверждается» сноской. Там указаны две статьи Л. Наумова и одна А. Исаева. Одна статья Л. Наумова посвящена необходимости составить объективное представление о «Памяти» (если это признак влияния именно А. Кузьмина, то тогда под влиянием этого патриота находится экспертная группа «Панорама», известная своим объективным подходом к «Памяти»), вторая — проблеме монархии. Безо всяких упоминаний как А. Кузьмина, так и его идей. Статья А. Исаева вообще посвящена критике идеи «масонского заговора», то есть является антикузьминской. Все это показывает, что сноскам А. Тарасова — грош цена.

Шубин лжет, надеясь, что никто не полезет искать указанные номера «Общины» и проверять. Во-первых, у меня упомянуты не две, а три статьи Л. Наумова. Одну из них, «Национальные корни наших взглядов» (название говорит само за себя), Шубин сознательно замалчивает. Относительно содержания двух других — откровенно лжет. Статья ««Память»: с кем и против кого?» вовсе не была «посвящена необходимости составить объективное представление о «Памяти»». Редакция «Общины» это хорошо понимала, поэтому в оглавлении сопроводила название материала редакционным пояснением: «старый боец призывает к перемирию». В статье Л. Наумов призывал наладить диалог между «здоровыми силами» в «Памяти» и КАС: «Необходим диалог…что это означает? С точками соприкосновения дело обстоит просто — они очевидны и в экологии, и в культуре, и в антисталинизме». Он призывал также кое-чему у «Памяти» поучиться: «…чему мы можем поучиться у «Памяти». Есть у них некоторые идеи, над которыми стоило бы подумать. В первую очередь это тезис о доминировании культуры над политикой». Л. Наумов полагал, что диалог со «здоровыми силами» в «Памяти» поможет этим «здоровым» (то есть «умеренному» крылу) возобладать над «экстремистами». Редакция «Общины» сопроводила статью специальным комментарием, в котором выразила сомнение, что этот план увенчается успехом, поскольку «путь, по которому пойдут наши патриоты… выбираем не мы», то есть у КАС слишком мало сил и влияния, чтобы оказать кардинальное воздействие на расстановку сил в «Памяти» и на судьбу национал-патриотических организаций. Комментарий, однако, начинался со слов: «Редакция «Общины» с пониманием относится к стремлению Л. Наумова найти в «Памяти» здоровые силы и протянуть им руку помощи…»

Статья Л. Наумова «Рождение нового идеала или «гадкий утенок»?», о которой Шубин стыдливо говорит, что она — о «проблеме монархии» (это что же за проблема такая?), на самом деле была посвящена доказательству имманентной близости анархистов и монархистов в России. Я вполне сознательно не хотел акцентировать внимание читателя на таких темах, но Шубин меня вынудил. Привожу очень интересную аргументацию Наумова: «Во-первых, и монархисты и анархисты убеждены, что практической реализации их программ должна предшествовать длительная духовная и культурная эволюция народа…

Во-вторых, оба течения исходят из примата духовно-нравственной общности народа над правовым единством. (Для этого и необходима длительная эволюция.) У анархистов это идея нравственной солидарности трудящихся и недоверие к попыткам государственного регулирования общественных отношений, у монархистов — как правило, идея религиозно-национальной общности людей как единственно возможной базы для объединения и монархии. Варианты, как

видно, разные, но подход один.

В-третьих, в оба течения заложена идея активного неприятия партийно-политической борьбы. Оба течения, утверждая политический идеал, по-своему даже не аполитичны, а, скорее, антиполитичны — т. е. настаивают на отказе от существующей практики политической борьбы. Анархисты критикуют ее как схватку за власть партийных бюрократических элит, которые манипулируют массами и навязывают свои идеи. Монархисты критикуют политическую борьбу как склоку, призванную нарушить духовное единство народа. Оба течения призывают, по сути, к непартийным движениям.

В-четвертых, и монархисты и анархисты исходят в целом из сходного анализа происходящих в стране процессов. В отличие от коммунистов-реформистов, социал-демократов и либералов, для которых основная пружина конфликта — это столкновение реформистов с консерваторами (сталинистами и др.), оба течения «аутсайдеров» видят главное противоречие в тех проблемах, которые возникают при попытках реформировать СССР по образцу «западного капитализма». Акцент при этом делается, как правило, на разные негативные последствия этого: на социальные издержки у анархистов; на разрушительные последствия для национальной культуры и опасность политической зависимости — у монархистов. Соответственно этому и разные предлагаются методы лечения, но сам факт сходного диагноза примечателен.

Все вышеперечисленное представляется мне исключительно характерным».

Вполне логично Наумов спрашивает в статье: «Во-первых, не являются ли анархисты со своей стороны, а монархисты — со своей, некими элементами цовой общественной утопии (утопии в смысле идеала), которая рождается на наших глазах? Быть может, это первые кирпичики, которые закладываются в фундамент нового здания.

Во-вторых, не является ли эта утопия попыткой народа и интеллигенции найти идейный ответ на те новые проблемы и испытания, с которыми они столкнутся в «перестроечной» России и «обновленном» Союзе?

В-третьих, не исходят ли они из одного корня — патриархального идеала русского крестьянства о народе как одной семье, идеала, который развивался вместе с народом на всех этапах истории и сохранился (хотя и сильно деформированным) в период сталинизма».

Статья заканчивается следующим выводом: «Анархистам и монархистам надо внимательно присмотреться друг к другу. Сейчас оба течения часто отталкивают «символы-предрассудки», родившиеся в конце XIX — начале XX в., когда анархизм отождествляли с индивидуальным террором, а монархию — с деспотизмом. Мне кажется, что если начать диалог, то он может быть содержательным с обеих сторон».

Еще интереснее со статьей Исаева. Разумеется, в статье высмеивается идея «масонского заговора». Но я и не писал о том, что Исаев эту идею поддерживает. Я писал о влиянии идей А. Г. Кузьмина. А это влияние в статье Исаева видно любому грамотному исследователю, поскольку Исаев воспроизводит в статье, сохранив аргументацию Кузьмина, две излюбленные кузьминские идеи: 1) о неразрывной связи и, по сути, идентичности бюрократии и масонства (по Кузьмину, бюрократию в Россию вообще занесли «немцы-масоны») и 2) о неразрывной связи и внутреннем тождестве таких общественных феноменов, как масонство и мафия.

Успешнее прочих леворадикалов мимикрировали анархисты — будущие основатели КАС. На стадии Студенческого дискуссионного клуба будущие касовцы практиковали, например, такую форму деятельности, как «политбои» (собственно в МГПИ и с выездом в другие вузы), на которых, разбившись на группы, участники излагали аудитории, например, взгляды разных направлений социалистической мысли («советский марксизм», «югославский самоуправленческий социализм», еврокоммунизм, сталинизм, анархо-синдикализм и т. д.), а затем, после дискуссии, вместе с залом приходили к благонамеренному выводу, что советская модель — самая лучшая. (С. 41)…Почти до образования КАС большинство членов движения не считали себя анархистами. Во времена описываемых политбоев из его участников анархистом себя считал А. Исаев. К «благонамеренным выводам» как раз и не приходили, за что нас критиковало партбюро института…