Революция розг
Шрифт:
Липа постоял несколько минут, привыкая к темноте, посмотрел налево, направо, пытаясь увидеть там силуэты подкрадывающихся врагов, но вокруг были только темные фасады домов и редкие тусклые фонари.
«Тоска… Какая тоска… Хоть волком вой…»
Липа который уже раз выругался – в жизни он столько не ругался! – и не спеша пошел вниз по самой середине вымощенной булыжником улицы туда где сквозь плотнеющий с каждой минутой туман еще поблескивала Влтава. У каждого темного проулка он чуть заметно напрягался, готовясь к нападению, но кроме сквозняка оттуда ничего не выскакивало.
«Пустое
Ближе к реке туман сгустился, Липа даже почувствовал кожей его влажное прикосновение, но все равно пошел дальше, точно провоцируя возможных преследователей к активным действиям. К сожалению, никто не попытался, прикрываясь туманом, подкрасться к нему или хотя бы выследить. То ли это были слишком опасные и хитрые негодяи, то ли он просто никого не интересовал. И вообще весь этот мир – такой сказочный и таинственный с виду, был скучен, безопасен и предсказуем. Тут дома раздались в стороны, стало чуть светлее, и Липа вышел на площадь.
«Да разве это площадь!? – подумал он и вспомнил заполненные толпами людей бескрайние площади Москвы. – Какое-то все здесь маленькое, почти игрушечное…»
Потом была еще одна улица – пошире, древняя башня с совсем уже темной аркой, но там где должна была ожидать засада маячил аккуратный и вежливый до отвращения полицейский. Он доброжелательно улыбнулся пожилому солидному господину, его лицо буквально светилась заботой и предупредительностью.
А на Карловом мосту туман совсем сгустился, фигуры стоящие по бокам приобрели вид грозный и загадочный, и Липа невольно ускорил шаг, заметив, как одна из них пришла в движение и начала раздваиваться. Но очевидный запах пива и невнятное бормотание тотчас рассеяли иллюзию, превратив наемного убийцу в банального любителя выпить.
– Решительно ничего не может произойти в этом болоте! Ничего! – с совершеннейшей тоской в голосе пробормотал Липа, проводив взглядом пошатывающуюся фигуру.
А еще в голове мелькнула противная, но, увы, верная мысль о пришедшей старости – обеспеченной, спокойной и бессмысленной, и о бурно проведенной жизни которая окончательно осталась в прошлом и лишь воспоминания будут теперь ее гаснущим эхом.
Но как страшно, как чудовищно он ошибался! События уже накатывались, надвигались, близились, совсем чуть-чуть осталось и рухнет, разлетится на тысячи осколков вся эта скучная безмятежная жизнь, грянет гром среди ясного неба и история востребует своего забытого героя…
Глава 2
ЧК не дремлет
Просыпаться, как всегда, не хотелось. Николай Дмитриевич Исаев или (строго для своих!) Митрич, не открывая глаз, протянул руку и безошибочно щелкнул по кнопке трезвонящего будильника. Стало тихо, только в квартире наверху слышался надрывный свист забытого чайника, да за открытым окном радостно тренькала птичка неизвестной породы, предвосхищая близкий восход. Митрич сперва позволил себе полежать еще пару минут, но, тотчас устыдившись собственной слабости, открыл глаза и сел.
– И зачем вскакивать каждое утро в такую рань? – пробормотал Митрич. – Объект все равно раньше полудня из дома не выходит!
Но тут же сам себе одернул:
– Дисциплина есть дисциплина! Прошла команда «подъем!», значит подъем!
И, стараясь не прислушиваться к неизбежным в его возрасте ощущениям в разных органах, – как никак шестой десяток пошел, побрел в сторону ванной для проведения водных процедур…
Надо сказать (только очень тихо, чтоб враги не услышали!), что Митрич имел чин полковника, служил в ФСБ и был приставлен к Липовскому для контроля и наблюдения. Случилось это так…
Несколько лет назад, когда слегка разгромленный и немного затравленный Липовский метался по бескрайним российским просторам, всячески мутя воду и пытаясь повернуть время вспять, в узком кругу очень важных персон состоялось маленькое, но очень важное совещание сильно смахивающее на обсуждение судьбы Маугли на Скале Совета. Однако вместо безобидного и милого человеческого детеныша на повестке дня стоял Липа.
Большой белый волк Акела назначенный вести совещание положил на середину большого круглого стола фотографию Липовского в плавках и темных очках на фоне синего моря и белого паруса:
– Смотрите, о волки! Смотрите внимательно!
Все дружно посмотрели на фотографию, переглянулись и задумались. Только старый Балу продолжал с важным видом дремать в своем председательском кресле довольно явственно похрапывая.
– Закон вам известен! Стая должна решить судьбу этого, – Акела бросил брезгливый взгляд на практически голого Липу, – этого, я бы сказал, лягушонка лишенного шкуры.
– Он мой! Отдайте его мне! – зарычал тигр Шер-Хан, который хоть и был в штатском, но погоны и портупея так и выпирали из-под полосатой шкуры. – Зачем в стае земноводное не только без шкуры, но и без совести?
– Очень, очень тонко подмечено! – подал голос шакал Табаки, почтительно заглядывая в пасть Шер-Хану. – От него один вред и безобразие!
Тут ни с того ни с сего проснулся Балу. Он вообще обладал такой способностью просыпаться в самый нужный момент, когда все про него уже забыли.
– Я тут, понимаешь, подумал… – Балу сделал многозначительную паузу, чтобы присутствующие смогли по достоинству оценить случившееся. – Да, подумал… Надо бы его… Того…
Глаза Шер-Хана вспыхнули желтым хищным огнем, и он с вожделением поскреб когтями оставляя на полированной поверхности стола глубокие неровные борозды.
– А мне кажется, – вкрадчиво, но очень убедительно заметил удав Каа, который еще не был назначен главным в джунглях вместо старого Балу, но на деле уже считался таковым, – что имеет смысл ничего не предпринимать.
– Как прикажешь тебя понимать, Каа? – с трудом сдерживаясь, спросил Шер-Хан.
– Да, – поддержал вопрос Акела, – странно как-то получается. Вроде собрались меры принять…
– Подумайте, что может нам сделать голый лягушонок? – Каа свел и без того близко посаженые глаза к носу. – Абсолютно ничего. Тогда зачем нам портить имидж стаи какой-то бессмысленной расправой?