Революция. Книга вторая. Жертва
Шрифт:
В начале десятого часа за нами приехал военный губернатор Боснии генерал Потиорек. Похоже он тоже был в восторге от нашего удачного путешествия. Все понимали, и генерал был не исключение, что 84-летнему императору, только что оправившемуся от воспаления легких, жить осталось недолго. А там его место займу я. И конечно, Потиорек, имел основания связывать немалые надежды с моим приездом в Боснию. Он был блестящий генерал, впоследствии в борьбе с сербами не очень оправдавший высокое мнение о его военных дарованиях. Но рассчитывал на многое. В том числе, и на мою поддержку.
У ворот гостиницы остановились четыре великолепных автомобиля. В первом заняли места начальник полиции, правительственный комиссар и сараевский бургомистр. Во
Перед поездкой, я много интересовался историей и культурой Боснии. Было занимательно узнать, что они собой представляют. Слабые, но дерзкие. Вплоть до 10 в. население большей части Боснии еще не было обращено в христианство. Хотя территория Боснии и относилась к юрисдикции Западной Римской церкви. Но позже, как и по всей Европе, прокатилась волна религиозных войн. Огнем и мечом христианская церковь выжигала истинную религию по всей Европе. Темные века. Никто не мог устоять против мощи Церкви.
Сейчас уже не то — цивилизация современных течений. Религия теряет силы. Да что там говорить, власть Папы уже носит чисто формальный характер. Последние боснийские цари были католиками и способствовали усилению влияния францисканского ордена. Самые восточные районы средневекового государства оставались в основном православными. Они были подвержены огромному, но ослабевающему влиянию Константинополя — все что оставалось от некогда могучей Римской империи. Завоевание Боснии турками в 15–16 вв. сопровождалось массовым обращением населения в ислам. Многие боснийские дворяне, чтобы сохранить имущество, привилегии и господствующее положение, вынуждены были пойти на этот шаг. Результаты турецкой оккупации были таковы: тысячи боснийцев обоего пола были проданы в рабство или забраны в янычары. Турки объявили, что переходившие в ислам получали освобождение от налогов и другие привилегии: славянская знать, принявшая ислам, приравнивалась к турецкой знати. Однако большинство боснийских сербов и хорватов остались христианами. Умирали, но с честью. Столкновения религий продолжалось вплоть до конца прошлого века. В 1875 г. в Герцеговине началось восстание крестьян-христиан против турецкого владычества, которое перекинулось на некоторые районы Боснии, а в 1878 г. Босния была присоединена к нам, Австро-Венгрии. В основном это были православные славяне.
И проблемы исходили-то в большей степени как раз от них. Они все требовали независимости, сами не понимая, для чего она им. Разве мы их угнетали или подавляли? Они считали нас захватчиками, извергами. А ведь они были практически на равнее со всеми остальными народами нашей империи. Чего они добивались своими жалкими попытками, я никогда не понимал. В последнее время, особенно после того, как я объявил о своей поездке в Боснию, много говорили о покушении на меня, о возросшем терроризме. И что я вижу? Все спокойно. Никаких волнений и беспорядков.
Да и какие могут быть покушения на меня, спрашивал я их. Я всегда высказывался о поддержке славян на наших землях. А мой план о привлечении славян в правительство? Все это должно было породить, если не любовь, то по-крайней мере уважение ко мне и поддержку. Если бы не дорогой наш император, я бы уже начал реализовывать свой план. Но он их словно не терпел. Ни сербов, ни русских. И всюду видел заговор. Время, время. Сколько ему осталось, не знал никто. Но 84 года это многовато. Может, произойдут несчастья, катастрофы, убийства? И мое время придет.
По дороге были две остановки. Первая в лагере Филипповиц — я тогда попросил остановиться, поприветствовать и проверить стоявшие там части. Внеплановой проверкой я остался доволен. Наши солдаты всегда готовы. О второй остановке не стоит и говорить. Я остановился ненадолго у почты, повидаться с одним человеком. Планы, планы. У меня у них было много. И все не терпели стать реальностью.
Вскоре мы начали подъезжать. Я приказал снизить скорость и ехать помедленней — дабы желал, чтобы народ мог увидеть своего будущего императора. В самом начале одиннадцатого часа мы въехали на набережную. В церквях гремели колокола — в соборе шла панихида по сербам, павшим пять столетий тому назад на Косовом поле. Как я уже говорил, я изучал историю нынешней Боснии, и знал о сегодняшнем дне. О его значимости для Боснии. На Косовом поле в 1389 г. султан Мурад-гази разбил сербскую армию князя Лазаря. Со времени этой битвы сербы стали платить туркам дань. День траура для них на века. С этим днем сражения у сербов связано много трогательных сказаний. Существует об этом дне целый эпический цикл «Лазариц». Главный их герой — зять князя Лазаря, Милош Обилич — согласно ему, в конце кровопролитного дня, после турецкой победы, султан проезжал по полю, и внезапно из груды убитых поднялся Милош Обилич, и заколол кинжалом Мурада-гази, отомстив за свой народ.
Это был день сербов, день памяти их отцов и предков. Говорили что я буду служить им напоминанием об этом событии. Что они до сих пор не свободны. И мой приезд послужит им вызовом. Но где мы, а где турки? Разве мы подчиняли сербов? Нет, мы были освободителями для них. Не мы их враги. И они должны это знать и помнить. Мы продолжали движение, пока не случилось событие, перевернувшее все.
Глава седьмая
На той стороне
15 июня 1914 г.
Сараево
Мы заняли свои позиции на набережной, у мостов. По мостам всегда проходили люди, и среди них остаться незамеченным было сравнительно нетрудно. Можно было переходить с одного берега на другой. Кривые и узкие улицы Сараево также прекрасно подходили для покушения. Если бы мы только знали точный маршрут, по каким из этих улиц проедет в ратушу эрцгерцог. Между тем набережной он никак миновать не мог. Все было обдумано тщательнейшим образом. Мы были готовы. Тот самый день, тот самый час. Все решится в ближайшее время. Наследник австрийского престола неизбежно должен был погибнуть на набережной, если не у первого моста, то у второго.
С утра меня трясло. Да и не только меня. Вся наша группа была немного взволнована. Тем не менее мы были полны желания довести дело до конца. Любой ценой. По-крайней мере я. Мне было нечего терять. Я не герой, и то что мы задумали никак не назовешь подвигом, которым можно гордиться. Убить безоружного человека, не тирана. Человека от которого многое зависит. В том числе и судьбы многих людей и народов. Мы не палачи. Мы не вершим правосудия и не выносим приговоров. Был ли в чем-то виновен Франц Фердинанд? Для нас было достаточно того, что он наследник австрийского престола. Враг по умолчания для всех сербов. Не важно что сделает или не сделает. Последствия нас уже не волновали. Делай что должен, и будь что будет. Все уже решено.
Легко было войти в «Единство или Смерть». Легко было согласиться с беззаботным видом на дело: «Согласен ли я убить эрцгерцога? Разумеется, о чем же тут говорить!..» Но перед сегодняшним днем надо было провести несколько дней в состоянии нестерпимого душевного напряжения. Надо было прожить нескончаемую последнюю ночь: «Завтра!..». И я выдержал. Я прошел через это и выжил. Теперь я стою здесь в ожидании своего часа.
Народу было полно. И мои страхи о случайных невинных жертвах вновь ожили, заиграв новыми красками. В солнечный июньский день народ толпился на улицах городка. Время шло, а народу становилось все больше. Я старался не смотреть на играющих детей. Все к чему мы готовились, было первостепенной задачей. Я старался не отвлекаться на прочее. Но дети мелькали прямо передо мной, словно дразня.