Революция.com. Основы протестной инженерии
Шрифт:
Коммуникативно можно объяснить и ключевое свойство толпы – ее черно-белый вариант построения мира. Толпа воспринимает мир и реагирует на него исключительно в двоичной системе – или «ура!», или «долой!». Тот же Грегори Бейтсон увидел особенность шизофрении в том, что шизофреник не различает метауровня и плохо работает с множественностью интерпретаций [1 3]. Подобные выводы можно сделать и в отношении толпы, которая «переводит» сложные высказывания в простые.
Управление толпой позволяет усиливать эти неличностные составляющие. Можно представить себе набор необходимых для этого блокирующих и активирующих механизмов. Обучение активистов оранжевой революции началось в конце 2003 года, в апреле 2004-го они
О. Перловский считает, что 5 % активистов достаточно, чтобы создать массу, где большинство личностей себя потеряют [15]. Однотипно работают и разнообразные раздражители: «Это прежде всего чрезмерная информационная интенсивность: слишком много одного цвета, громкой музыки, каждодневные длительные стояния на улице. Подкрепленная общими словами, штампами, такими абстрактными лозунгами, как «свободу не спинити», «нас багато i нас не подолати» (в общем-то ничего нового – подобные ресурсы применяли большевики), интенсивная цветовая информация воздействовала на подсознание. Причем мозг принимал ее, не перерабатывая, она не проходила через логический аппарат, и человек терял способность воспринимать критически все, что связано с оранжевым цветом». Перед нами возникает интенсив входа информации, который не соответствует интенсиву ее переработки. Вероятно, что при запаздывании собственной обработки человек начинает потреблять метауказания со стороны, чтобы не потерять ориентации в мире. Получается, что метауровень активно «приватизируют» руководители толпы, что позволяет давать любому факту нужный вид интерпретации.
Революция представляет собой искусственное создание интенсивной мобильности (горизонтальной и вертикальной) людей и идей. Старые классические революции создавали смену социальных классов на вершине власти, бархатные революции чаше меняют фамилии игроков. Это связано с двумя причинами. С одной стороны, в прошлом общества жестко удерживали различия между классами, с другой – бархатные революции вызваны процессами политической глобализации, создающими искусственное сочетание реальных и виртуальных объектов, поддерживаемых внешней средой. Акцентируемые отличия в большей степени смешены в виртуальную плоскость.
Общество принципиально инерционно. Чем оно дальше отстоит от сегодняшнего дня, тем эта инерционность выше. Современный мир начинает развиваться по другим законам и движется по другой скорости. Это приводит к требованию реализации более существенных адаптационных механизмов. Любое внешнее изменение имеет существенные внутренние последствия, от которых не может закрыться ни одна страна.
Переход к следующему состоянию может быть трех видов:
• естественный;
• интенсивный;
• искусственный.
Примером интенсивного перехода может быть освоение целины в 50-е годы. Революция – это искусственный переход. Если при естественном переходе процесс сохранения и разрушения может быть незаметен для внешнего наблюдателя, то для революции характерно преобладание процессов разрушения над процессами сохранения.
Именно глобализация дала новые возможности для создания данного рода искусственных переходов. Если в прошлом происходил физический захват центров управления, то сегодня оказалось возможным оперировать на чисто когнитивном уровне, когда блокировка зданий кабинета министров или администрации президента в Киеве, являясь во многом чисто виртуальным действом, могла останавливать жизнь почти пятидесятимиллионной страны.
Глобализация выражается в числе прочего и в отмеченной Михаилом Виноградовым характеристике: «Общая закономерность в революциях на постсоветском пространстве есть – связана она с психологическим влиянием прецедента создания смены власти в соседних странах» [16]. При этом Россия, в отличие от постсоветских стран, «закрывается» тем, что она прошла период политической смены: «Наша, российская, революция уже произошла, причем для России была достаточно бархатной. Сегодня буря сидит только в головах части «мятежной элиты». Население выступает за компетентное управление, рыночное развитие и социальные программы. В ближайшие 30–40 лет страну ждет поступательное развитие» [17]. На наш взгляд, это ложное представление, поскольку однотипно с постсоветскими странами ожидания населения России не были реализованы.
Юрий Крупнов также не принимает подобного спокойствия. «Дело здесь вовсе не в какой-то недальновидности правящих лиц. Дело в том, что за чередой переворотов стоят принципиально новые парамилитарные (т. е. полувоенные) технологии политического действия, а за ними – более чем полувековой опыт США, Израиля и Великобритании. Упрекать высших чиновников из окружения президентов за то, что они не видели прямой опасности, означает в наши дни примерно то же самое, что упрекать зулусов в отсутствии представления о контроле за ними со спутников из космоса» [1 8].
Сильные коммуникативные потоки форматируют действительность под себя, создавая в результате новый тип действительности, информационно зависимый и чувствительный к коммуникативным потокам. В прошлом смены подобного рода могли проходить за столетия, сегодня это вопрос месяцев и лет, первым примером чего на нашей территории была перестройка, которая не зря имела в качестве своего главного компонента процессы гласности.
Когнитивный взрыв
Управляемый хаос
ЛЮБАЯ СТРАТЕГИЯ состоит в создании нового пути или даже, условно говоря, нового пространства, если в рамках имеющегося нельзя достичь своих целей. Стратегия трансформирует пространство так, чтобы осуществить переход к планируемому будущему. То есть отсутствие готового пространства перехода не является препятствием для движения. По этой причине в рамках оранжевой революции следовало включить максимальную активность масс, чтобы использовать этот рычаг в качестве давления на власть. Имеющуюся политическую неудовлетворенность следовало не только усилить, но и продержать на пике активности вполне определенное время, чтобы заставить власти отступить. Это требовало времени, тренингов, организации поддержки человеческими ресурсами и финансирования. Например, в статье «Нью-Йорк тайме» сообщается, что среди прочих расходов американская неправительственная организация Institute for Sustainable Communities направила в Украину 11 млн. долларов федеральных денег для того, чтобы создать «культурный перелом в Украине, и граждане, пассивные при авторитарном режиме, стали активными и способствовали развитию демократии» [1]. То есть процессы мобилизации масс остаются ключевыми как для теории, так и для практики.
Любая революционная ситуация начинается и протекает в рамках определенного когнитивного взрыва, когда перестают работать старые правила интерпретации и реинтерпретации. Человек поставлен в ситуацию, когда он сам без подсказок должен по-новому принимать все решения. Более того, политический кризис делает политическим даже бытовое существование человека. И это вновь отражается на усложнении принятия решений, которые в прошлом не были столь многофакторными.
Когнитивный взрыв может быть естественным и искусственно сконструированным. В последнем случае перед нами может быть миссионерская деятельность, религиозная секта, коллективный протест, поскольку все они меняют не факты, а правила, по которым эти факты порождаются. Факт никогда не приходит один, за ним всегда стоит правило. Меняя правило, мы попадаем под атаку совершенно новых фактов.