Рейд, дающий надежду 2.2
Шрифт:
— Попались, — раздался сзади голос. Зипка подскочил, развернулся и уставился на неслышно подошедшую Кристину. Она стояла недалеко от костра. Растрепанные волосы с застрявшими в них стеблями травы, испачканная одежда и грязное лицо с вымученной улыбкой.
— Ты как здесь? — спросил Зипка.
— Сбежала от них, — ответила Кристина: — Я, похоже, как раз к ужину.
— Ага, только умойся, а то, как поросенок, — ответил Максим.
— Я бежала, падала и опять бежала. А потом не туда прибежала и искала дорогу. Хорошо следы от танков нашла. По ним и пришла сюда. Там трава с меня ростом на поле, — сбивчиво объяснила она, доковыляла до костра и плюхнулась прямо на землю.
— Пиздец, — выругался
— Э-э, не спи, — Зипка рванулся с танка, не обращая внимания на прострелившую болью спину, и еле успел подхватить падающую прямо в костер Кристину. Хрен с ней, ну сгорят волосы — новые отрастут. Но там булькает в котелках их ужин! Да ладно, кому ты врешь. Её ты ловил, а не котелки спасал.
— Лежи, — уложил он девушку на землю. Та не сопротивлялась. Зипка почесал голову и осторожно потрогал спину. Зашитая рана пульсировала острой болью, отдающей глубоко внутрь. Тяжко вздохнув, он опять залез на танк и принялся выгружать из ящика спальники. Раскатав их возле костра, он перекатил на один из них Кристину, затем залез на танк и истратил, наверное, последние силы, физические и душевные, чтобы спустить вниз Таню. Устроив и её на спальнике возле костра, он без сил растянулся рядом, желая лишь, чтобы его никто не трогал. Глаза закрылись сами собой.
— Максим, ешь скорее, — вырвал его из забытья голос Кристины. Он открыл глаза и уставился на дымящуюся тарелку, которую она держала в руках перед ним. Резко сел, схватил тарелку, и дальше руки и рот заработали сами без его участия. Пусть еда немного подгорела, но это была еда. Измученный, порядком замерзший организм обрадовался поступившей внутрь горячей пище. Опустошив тарелку, Зипка поднял глаза на Кристину, наблюдающую за ним со странным выражением лица. Перевел взгляд на сидящую рядом Таню. Она, сидела с пустой тарелкой в руках и смотрела на огонь.
— Спасибо, — сказал Зипка.
— Тебе спасибо, — ответила Кристина: — Ты готовил, я только не дала сгореть.
— Я уснул нечаянно.
— Ага. Таня, чай будешь? — спросила Кристина и, не дожидаясь ответа, принялась разливать чай из котелка в три стоящие на земле кружки. Отобрав у Тани тарелку и всучив вместо нее кружку с чаем, Кристина выдала кружку и Зипке, уселась рядом и прямо спросила: — Она из-за Пашки такая? — Зипка кивнул в ответ.
— Ясно, — сказала она: — Будем лечить.
— Не надо меня лечить, — тихо сказала Таня: — Я в порядке.
— Что-то не похоже. Ты сейчас на Царевну-Несмеяну похожа.
— Так повода для радости вроде нет, — ответила Таня.
— И для грусти тоже вроде нет, — парировала Кристина: — Подумаешь, Пашка потерялся. Ему в пошлом рейде вообще ракета на голову свалилась — и ничего. Стряхнул мозги, подлечился и снова в бой.
— Ничего? — вдруг завелась Таня: — Ты знаешь, что ещё чуть-чуть, и он бы в овощ превратился? Я ему эту гематому 4 часа убирала! Его по-хорошему списывать нужно было. Из армии. Напрочь! Но мне категорически запретили делать такое заключение. С вами отправили, присматривать. Много присмотрела? Колола вам эти сраные стимуляторы, а следом за ними обезболивающие и витамины, чтобы вы не свалились во время учебы. Ты хоть в курсе, что с вашими организмами эти уколы сделали? Да ты на себя посмотри. Щеки ввалились, глаза черные. И у Зипки такие же. Здоровые бойцы? Спасают мир? Да мы сами себя спасти не можем.
— А мы, может, не хотим себя спасать? — спросила Кристина: — Или не заслуживаем спасения?
— Таня, вот тут ты не права. Мы сами выбрали свой путь. Пусть тяжело, пусть приходится терять друзей и здоровье, но мы сами по нему идем. И никто не жалуется, — сказал Зипка.
— Мне вас жалко и мне не надо жаловаться, я и так всё вижу, — всхлипнула Таня: — Вы все убиваете себя. Мы все убиваем себя. Думаете, Пашка от большого ума схватил эту бомбу и понес ее выкидывать? Он просто плохо соображал в тот момент. Мы все плохо соображаем из-за переутомления. И делаем ошибки. Если бы он был отдохнувший и бодрый, он бы придумал какой-то другой способ обезвредить бомбу.
— Не придумал бы, — раздался позади Тани хриплый голос. Она резко обернулась и уставилась на вышедшего из-за кустов Пашку. Он был весь грязный и пыльный. Покрытый многочисленными ссадинами и царапинами. Порванная в хлам куртка каким-то чудом еще висела на нем. Пашка, хромая, сделал три шага до костра и уселся рядом с Таней.
— Драсти, — прохрипел он. Отобрал у Тани кружку с чаем и мгновенно её выпил.
— Не ждали? А мы приперлись, — сказал он уже почти нормальным голосом, прокашлялся и пропел: — Не спешите нас хоронить, а у нас еще здесь дела…. — И снова зашёлся в кашле.
— Папа? — не веря своим глазам, сказал Зипка. На всякий случай протер их руками. Папа не исчезал.
— Ну вот, а ты ревела, — опять повесела загрустившая было после Таниных слов Кристина: — Я же говорила, что ничего с ним не случится.
А ты не ревела? — Кристина мгновенно смутилась. — Ревела, — призналась она: — И чуть Славку не застрелила. Они меня не отпускали. — Она вдруг вскочила на ноги, бросилась к Пашке и принялась лупить его по голове. — Скотина! Ты зачем там делаешь! Из-за тебя чуть вся рота не пересралась. Осёл!
Пашка, закрыв голову руками, спокойно сидел и не сопротивлялся, словно принимая наказание. Таня не выдержала и изо всех сил оттолкнула Кристину. Та, не ожидая резкого толчка в бедро, потеряла равновесие и свалилась на землю. Попыталась было вскочить, но запал иссяк и она, тяжело дыша, осталась лежать.
— Прости, — сказала Кристина.
— Истеричка долбаная, — сказала Таня.
— Сама истеричка, — огрызнулась Кристина.
— Интересно, вы подеретесь сейчас или попозже? — спросил Пашка.
— Иди ты, — Кристина поднялась на ноги и отвернулась. Украдкой вытерла мокрые глаза и молча уставилась на огонь.
— Ты где был? — спросил, наконец, Зипка.
— Откапывался, — ответил Пашка и принялся рассказывать.
Темнота. А нет. Вон что-то светится. Значит, не ослеп. Уже позитивно. Пашка попытался пошевелиться. В грудь что-то давило Левая рука была зажата какими-то обломками. Хоть ноги были относительно свободными, если не считать шуршания мелкого мусора, когда он пытался сдвинуть ими что-то прижимающее их к полу. Полу чего? Пашка скосил глаза влево и вправо, пытаясь сориентироваться, где он находится. Постепенно глаза привыкли к темноте, и он стал различать неясные контуры предметов. Он лежал в каком-то кирпичном, судя по неясным силуэтам стенок, гробу. — Это меня что, живьем в Кремлевскую стену замуровали? — подумал Пашка. Скосил глаза вниз. — И кол осиновый из бруса воткнули, чтобы не выбрался. — На грудь ему давил какой-то немаленького размера брус, или доска. Причем давил так, что и дышать приходилось мелко и неглубоко. Попытку организма запаниковать Пашка пресек в зародыше. Раз не задохнулся до сих пор, значит дышать можно. Правой рукой Пашка осторожно ощупал давивший на грудь кол. Действительно — доска. Шершавая и в занозах. Он аккуратно вытащил вторую руку из-под невидимого из текущего положения предмета. Готово. Взялся двумя руками за доску и попытался поднять. Фиг там. Стоит намертво. Но хоть не на нем. Если выдохнуть воздух, то давит не так нестерпимо. Значит, доска на чем-то держится. Главное, чтобы это что-то было надежным, а то вдруг она захочет на нем постоять. А Пашка ни разу не фундамент. На нем стоять не надо. Тогда лежи и жди. Сейчас тебя найдут и откопают. Не могли же парни такой фейерверк пропустить.