Рейд во спасение
Шрифт:
– А ты, – произнес он оттуда, все еще стоя к Михаилу спиной, – конечно, никогда не задумывался, почему от Всевышнего в наш мир его особый чистый свет идет по десяти сфиротам, а отсюда уходит по одиннадцати?
Михаил пожал плечами.
– Ну, так им устроено. Не задают вопросов о желаниях Господа, ибо неведомы его пути. А что?
– Удобная позиция, – признал Азазель, – да вот только мы среди людей, а они настырные, до всего допытываются. А я как бы давно человек. Вот мне интересно, если приходит по десяти, то и уходить должен по десяти, верно?
Михаил буркнул:
– Наверное.
– Проблемы нет, – ответил Азазель, – но мы сейчас как бы люди, верно? Я имею в виду, и ты сейчас тоже. А люди везде ищут проблемы, даже если это их и не касается, а затем находят и решения.
– Тоже которые их не касаются, – сказал Михаил язвительно.
Азазель посмотрел на него с интересом.
– А знаешь, как это называется? Фундаментальные науки. Чем отличаются от прикладных, сказать?.. Ладно, давай обедать, в этом ты разбираешься лучше. Я уже час тут с тобой общаюсь, а ты еще ни разу не сказал: дорогой друг, давай попируем в честь победного завершения. Предприятие все-таки было нелегким.
Михаил с трудом поднял измученное тело, но по дороге на кухню оглянулся на балконную дверь.
– Ну? – спросил он с недоверием. – И почему уходит по одиннадцати? Если уж я человек?
Азазель произнес таинственно и с гордостью:
– Полагаю, божественный свет генерируется самими человеками. Душа человека, как повелось со времен Адама, – истинная частица Всевышнего. А на сегодня вместо одного Адама уже восемь миллиардов этих любопытных морд с топотом и гиком носится по планете! Понял? А во-вторых… это главнее, огонь их душ горит все ярче! И, возможно, придется ставить и двенадцатую антисфироту, чтобы сохранить в мире равновесие энергий… Ладно, закрой рот, а то Аграт влетит. Пойдем за стол, там откроешь. У тебя не рот, а пасть. Настоящая пещера, хоть и не Аладдина, не Аладдина, а так, всего лишь Крубера или Мирольда… Сири!
– Все готово, – ответил голосок из середины комнаты, – как вы и велели, сагиб, красное мясо… хотя это вредно, Минздрав предупреждает!
– Что в рот полезло, – буркнул Азазель, – то и полезно.
– То ли полезло?
– Полезно! – сказал Азазель, повысив голос. – У меня что, дикция нарушилась?
– Это я вам подгавкиваю, сагиб! Как вы любите.
Азазель буркнул что-то непонятное, распахнул дверцу кухонной печки. Оттуда вырвались аппетитные запахи жареного мяса и лука. Михаил увидел аккуратные ряды металлических шампуров с нанизанными ломтиками, Азазель вытащил четыре прутика и положил поровну на тарелки себе и Михаилу.
– Чуть перекусим, – сказал он деловым голосом, – и снова за работу. Тебе срочно нужно научиться управляться с тем, что в тебе теперь есть… Синильду позовешь?
Михаил даже отшатнулся на спинку стула от такого неожиданного перехода.
– Синильду? – переспросил он. Уже медленнее стащил зубами куски мяса с металлического прута, прожевал и повторил: – Синильду?.. Она тебе понравилась?
Азазель взглянул с изумлением и негодованием.
– Мне? Это же тебе понравилась!
– Еще как, – согласился Михаил. – Где ты ее, говоришь, отыскал? В бюро эскорта?.. Красивые там, видать, женщины.
Азазель стащил все куски мяса с прута, а его со звоном зашвырнул в распахнутый зев моечной машины.
– Красивые, – подтвердил он с некоторой настороженностью. – Все рослые, статные, настоящие королевы! С такими любой миллиардер может показаться с гордостью хоть на вернисаже, хоть где.
– И даже стрелять умеет, – сказал Михаил с расстановкой. – В актрисы, говоришь, мечтает?
– Да они все мечтают, – ответил Азазель. – А что, тебя что-то тревожит?
– Да просто удивительная женщина, – проговорил Михаил медленно. – И чуткая… Помнишь, ты сказал, мужчины уединятся в курительной комнате, а Синильде предложил посмотреть свою коллекцию фильмов…
– Помню, – подтвердил Азазель заинтересованно, – и что?
– Потом, – сказал Михаил, – когда мы наговорились, ты сказал, что пора ее позвать, и она тут же вышла из дальней комнаты и сказала, что успела скачать себе какие-то фильмы.
Азазель сказал довольно:
– У женщин эта… как ее… интуиция. Чувствуют, когда они нужны. Или когда можно подойти, а мы не вдарим.
– Заткнись, – ответил Михаил.
– А что не так?
– Она оттуда слышала нас?
Азазель взглянул с недоумением.
– Ты чего? Каким образом? У меня стены, двери… видел, какие слонопотамные?
– Ладно, – сказал Михаил, – тогда еще один момент, какой-то совсем непонятный…
– Говори!
– Аграт, – напомнил Михаил, – она приходила, когда здесь была Синильда…
– Было такое, дальше!
– И наоборот, – продолжил Михаил, – Синильда тоже приезжала, когда здесь была Аграт…
– Ну-ну? – сказал Азазель заинтересованно.
– Но ни разу не встретились, – сказал Михаил. – Что-то да мешало. А если и не мешало, то пока одна слишком долго мылась в ванной, вторая тут щебетала… но успевала уйти до того, как первая оттуда выходила…
– Так это же здорово, – сказал Азазель, он вытер масляные губы бумажной салфеткой, пояснил довольно: – с одной ты уже, со второй сохраняешь жаркую и насыщенную возможность… Но можно их и не знакомить. Хотя при современной демократии все можно, что ниже пояса. Запреты теперь начинаются выше.
Михаил покачал головой.
– Азазель, я уже ухватываю, когда хитришь… Еще не знаю, в чем, но как-то вот… Во-первых, они так и не встретились, хотя та и другая бывали у тебя в квартире, во-вторых, ты почему-то был уверен, что они и не встретятся, это я уловил.
– Это твоя паранойя, – сообщил Азазель. – Йога тебе не поможет, но хороший психиатр мог бы… а так как я самый лучший, то рекомендую лоботомию.
– Что это?
– Я сам и проведу, – пообещал Азазель. – Тебе понравится. Потом.
– Больно морда у тебя хитрая, – сказал Михаил обвиняюще.
Азазель отбросил скомканную салфетку, широко и предельно искренне улыбнулся, растопырив руки.
– Михаил, хоть стреляй мне прямо вот в бестрепетную грудь, но я сама честность, правдивость и законопослушание. Даже не представляю, в чем меня обвиняешь, хотя за свою ультракороткую жизнь наслушался всяких несправедливостей типа «Распни его!».