Рейдер
Шрифт:
Он звонил своему советчику через день, высказывая Перовскому все, что он о нем думает, бесился, порывался срочно продать приобретенные и уже порядком «упавшие» доллары. Но затем начинал подсчитывать уже имеющиеся убытки и снова и снова хватался за голову, за сердце и таблетки. А потом его терпению пришел конец.
В пятницу вечером Александр Иванович дал указание главбуху подготовить платежки для продажи валюты и возврата кредита. А в понедельник 17 августа 1998 года, когда Батраков подписал перевод денег на обратную конвертацию и погашение кредита, а
Все, что произошло дальше, Александр Иванович был обречен помнить всегда. Но именно потому, что тогда Перовский оказался прав, ему следовало звонить – и немедленно.
Капиталист
Перовский поднял трубку и опешил:
– Саша?
Батраков не звонил ему с того самого дня – с 17 августа 1998 года.
– Выручай, – тяжело выдохнул директор НИИ в трубку на том конце провода. – Я уж и не знаю, к кому обращаться.
Перовский сосредоточился, терпеливо выслушал, понял-таки, чего от него хотят, и, сделав многозначительную паузу, ударил институтского приятеля ниже пояса:
– Ты, как всегда, ошибся, Александр Иванович. Это не моя проблема, а главное, это не в моей компетенции. Обращайся к адвокатам.
И повесил трубку.
Он тоже запомнил тот день, как никакой другой, – и не только потому, что стал вчетверо богаче. Именно в тот «черный понедельник» Перовский потерял друга.
Поутру, едва нажав «первую кнопку» пульта, он понял, что победил. Шел дневной выпуск новостей, и Катя Андреева с ее, как всегда, безукоризненным пробором и серьезным видом говорила об обвале рублевых торгов на ММВБ и приостановке всех операций по конвертации до особого распоряжения Центробанка.
Перовский переключился на НТВ, но и там увидел то же самое. Дефолт уже прокатился по стране, и те, кто держал свои средства в валюте, а еще более те, кто обратил в доллары свои рублевые займы, оказались в колоссальном выигрыше.
«Странно, почему Саша не звонит?» – едва справившись с волнением, подумал Перовский. Его друг Александр Иванович Батраков попадал и в ту, и в другую категорию счастливчиков и должен был сейчас прыгать от радости. Невзирая на возраст.
Перовский набрал номер друга, начал расспрашивать о самочувствии, так, между делом, поинтересовался, не хочет ли он извиниться перед старым приятелем… и нарвался на взрыв бешенства.
– Да я из-за твоей идиотской конвертации на грани банкротства! Слава Богу, скинул эти проклятые «баксы» и вернул банку кредит! Чуть по миру меня не пустил, барыга хренов!
Перовский обмер:
– Ты что, Саша, телевизор не смотришь?!
И снова получил в ответ шквал злобы и обиды.
– Я тебя понял, Саша, – поджал губы Перовский. – Ты пока передохни, а главное, посмотри ОРТ – пожалуйста! Там как раз про тебя говорят. А потом, если совести хватит, позвони – продолжим.
Больше ему Батраков не звонил. Вплоть до этого дня.
Связь оборвалась, и Батраков схватился за сердце, с такой ясностью встала перед ним картина его морального поражения – тогда, в 1998-м, включив ОРТ, он поначалу еще больше разозлился, так как подумал, что не успеет вернуть свои рубли из-за какого-то там «дефолта». А когда до него дошел весь ужас положения, Батраков выскочил из кабинета и закричал на секретаря:
– Где главбух?! Где моя машина?!
– Они уехали в банк… уже два часа как… – залепетала испуганная секретарша.
– Догнать!!! Остановить!!! Уволю!!! Всех уволю!!!
Некоторое время Батраков метался по приемной, пугая воплями проходящих мимо кабинета работников НИИ, а затем в бессилии рухнул на кожаный диван и, закрыв голову руками, в отчаянии замотал ею из стороны в сторону.
– Александр Иванович, может, чайку? – попыталась хоть как-то разрядить обстановку секретарша.
Но шеф лишь угрюмо молчал и продолжал качать головой, словно китайский болванчик. А потом дверь приемной распахнулась, и в нее стремительно ворвалась главбух:
– Александр Иванович, что за безобразие! Мало того, что ваш водитель Игорь никак не мог выехать из гаража. То ему помыться, то ему заправиться надо. А потом еще на дороге гвоздь поймал и битый час менял колесо!
Батраков медленно поднял голову.
– Приехали в банк за полчаса до обеда, – размахивала руками главбух, – а они перед самым нашим носом закрылись! Говорят, по техническим причинам операции приостановлены. Бред какой-то! Творят что хотят!
– И что дальше? – глотнул Батраков.
Главбух с виноватым видом развела руками:
– Не сдали мы платежки… Может, вы позвоните председателю? Пусть примут сегодняшним днем. А? Александр Иванович?
Батраков тяжело поднялся с дивана, прижал главбуха к себе, с чувством расцеловал ее в обе щеки и протянул руку:
– А ну давай эти платежки сюда! Быстро!
Принял и на глазах ошеломленной бухгалтерши порвал их в мелкие клочки.
У Батракова так и не хватило духу извиниться перед Перовским, и их отношения были разрушены. Впрочем, не только с ним. Благодаря выданному накануне кризиса кредиту банк оказался на грани банкротства. Председатель банка кинулся уговаривать директора НИИ вернуть заемные средства – хотя бы с индексацией по среднему курсу рубля, но Батраков стоял на своем, и дело дошло до судебной тяжбы.
И вот здесь директор совершил вторую ошибку: предоставил вести все дела в суде заводским юристам. И – проиграл. Тяжба перешла во вторую инстанцию, и сообщение о вторично проигранном процессе застало Батракова в Москве.
Александру Ивановичу как раз предстояло вести переговоры по заказам для крупного немецкого концерна электробытовых приборов, и он оформлял первый свой заграничный паспорт для первой поездки за рубеж. Понятно, что известие о проигранном процессе заставило его нервничать, нужные бумаги все время терялись, и, если бы не помощь Андрея Андреевича Павлова, неизвестно, сумел бы Батраков увидеть заветную «краснокожую паспортину».