Рейдер
Шрифт:
Петр Петрович глотнул. Теперь он догадывался, почему ГэСэУ отказались провести захват «Микроточмаша», и эти догадки его не радовали.
– А что вам с этого санатория? – осторожно поинтересовался он.
– Как что? – недобро усмехнулся Саламбек. – Там мой брат с друзьями лечился, а твои люди приехали и шум подняли. Брату пришлось уезжать, а он ведь до конца не долечился.
Внутри у Спирского похолодело.
– Я в такие дела не вмешиваюсь, – с трудом выдавил он. – Нужно лечиться, лечитесь…
И чеченец мгновенно почувствовал эту слабину.
– Эх ты… – презрительно
Петр Петрович громко икнул. И тогда Саламбек встал с его койки, выпрямился и посмотрел на Петю сверху вниз.
– Бедный ты человек, Петр Спирский.
– Почему? – не в силах смотреть в эти глаза, спросил Петр Петрович.
– А что у тебя есть? – поднял брови чеченец. – Вот у меня семья. Большая семья. Есть дети. Есть жена. Есть родители. Брат. Сестры. У меня много друзей. У меня есть цель – борьба за правое дело. У меня все есть. А вот ты – нищий. У тебя, кроме денег, ничего нет.
Спирский опустил глаза, и Саламбек, конечно же, все видел.
– От тебя страхом за километр воняет. – Чеченец отошел к окну и повернулся к похитителю машин: – Эй, Алан! Тебе, кажется, ботинки были нужны?
Боль
Настя наводила справки сама. Сначала разведала, что еще за четверть часа до того, как Артем переступил порог ее дома, его пытались арестовать. Затем один запавший на нее капитан из ОМОНа проболтался, что киллеров взяли за две минуты до того, как Павлов подъехал к «Олимпии». И, в конце концов, она узнала главное: ровно в ту минуту, когда она, задыхаясь от ужаса, вскочила с постели – там, в Москве, Павлов, судя по всему, прыгал из мчащегося под откос автомобиля – на Среднем Урале.
– Бред! – не могла она поверить в реальность того, что с ней происходит. – Я продвинутая, свободная и очень, очень современная женщина!
А потом просто села в подаренный отцом на шестнадцатилетие «Лексус» и отправилась в Москву. Она мчалась по вечерней трассе навстречу падающему за горизонт солнцу, въехала в ночную, сверкающую разноцветными огнями Москву и привычно повторила уже знакомый маршрут «ресторан «Прага», Арбат, проезд, подъезд». Закрыла машину, взбежала на четвертый этаж и после двух секунд колебаний открыла дверь так и оставшимся у нее ключом.
– Артем… вы здесь?
В квартире было темно и тихо.
Она включила в коридоре подсветку, прошла в спальню и замерла. Огромный и давно уже взрослый адвокат Павлов спал беспокойным сном набегавшегося мальчишки.
– Артем… – позвала она.
Павлов, не просыпаясь, развернулся на спину, простыня сползла с него.
– Бог мой!
Все его тело было покрыто ссадинами, кое-где залепленными аптечными пластырями, а на груди, там, где сердце, отливал сиреневым цветом чудовищных размеров синяк.
«Это тогда…» – мгновенно вспомнила она свой сон: Артем скользит по краю заснеженной, с редкими черными валунами пропасти, за которым угадывается космическая глубина.
– Тема… – уже без особой надежды снова позвала она, подошла и присела на край постели, но он спал – так сладко и глубоко, словно не высыпался целую вечность.
И тогда Настя сделала то, что хотела сделать все это время: сняла и повесила на спинку кресла пиджак, скинула туфли, прилегла рядом и осторожно обняла мужчину, так неожиданно ворвавшегося в ее жизнь. Но вместо того, чтобы просто наслаждаться этим противозаконным счастьем, неожиданно вспомнила взгляды, которыми все время ощупывали Артема эти коровы. Многочисленные его обожательницы даже не думали о том, что уже видела она: за стильной одеждой и бесконечными шутками скрываются следы ударов, о которых никто не знает. «И никогда не узнает…»
Показания
К утру Петр Петрович понял, что все обошлось одним лишь обменом обувью, однако заснуть он так и не сумел. Он строил технологию освобождения – даже если Любомирская, или как ее там, не придет.
Он предчувствовал, что назначенным адвокатом наверняка окажется женщина, эдакая тетка – проблемная, с одышкой, какая-нибудь бывшая судья-неудачница без семьи и мужской поддержки, а иначе чего ей таскаться по следственным изоляторам и выслушивать от следователей всякую ерунду. И понятно, что первым делом «почтальоншу» следует отправить к отцу – пусть настаивает на помощи. Или вымаливает – здесь уж как ей понравится.
Он уже практически представлял, как поведет разговор с этой несчастной, как она бросится исполнять его поручение – хотя бы для того, чтобы оставить свою убогонькую визиточку самому Леониду Краснову. И правильно… когда еще у нее такой шанс появится?
Сейчас Петра Петровича даже не интересовало, какое обвинение ему предъявят, ясно же, что главное сейчас – не анализировать происшедшее, а сосредоточиться на будущем. Как говорили древние римляне: «Past hoc, ergo propter hoc!» («После этого, значит, вследствие этого».). А там, на свободе, он уже быстро раскопает, кто и почему решил сыграть с ним в такую злую игру. И уж будьте покойны, достанем всех!
И едва эта мысль приобрела ясность и законченность, Спирский встал, подошел к двери и забарабанил в дверь. И тотчас же в смотровом окошке послышалось лязганье, и там возник охранник:
– Слушаю вас! Что стучим?!
– Мне нужно к старшему.
Петя не знал, как точно обращаться и о чем просить и вообще с кем и о чем говорить, но точно знал: главное – выбраться. А для этого нужно встречаться, разводить, забалтывать, обманывать, блефовать, в общем, делать все, чему он учился всю жизнь.
– Я хочу давать показания!
– Хочешь – значит дашь, только не спеши давать-то, а то давалка отвалится! – грубо сострил невидимый охранник и захлопнул окошко.
Петр Петрович стиснул зубы и обернулся. Оба его сокамерника не спали и, даже лежа на койках, смотрели на него сверху вниз.
Каша
В загородной резиденции Президента царила обычная утренняя суета. Охранники менялись сменами, шеф-повар давал нагоняй персоналу за то, что каша запаздывает и получается слишком жидкой, а горничные, пользуясь отсутствием хозяина, заканчивали уборку.