Рейдовый батальон
Шрифт:
Темнело все быстрее.
– Ну что, товаришщ лейтенант? Не долго мы тут будэмо развлекаться? – с надеждой спросил Дубино; в глазах сержанта появилась явная тревога.
– Итак, бойцы, мы с Дубино некоторое время прикрываем отход, а вы бегом к АГСу и помогайте расчету скорее его выносить.
Обрадованные солдаты быстро уползли за камни на карачках, как большие пауки.
– Товаришщ замполит, и мяне, и сэбэ погубите! Может, усе зараз уйдемо?
– Не дрейфь, «бульба», успеем, прорвемся! Хватит болтать, заряжай магазины, – оборвал я нытье сержанта. – По два рожка расстреляем и драпаем.
Открыто «духи» не перебегали, но потихоньку перекатывались и переползали все ближе. Как прекратим стрелять, поймут, что добыча уходит, и начнут преследование. Небо становилось все сумрачнее, в глубокой лощине слева сгущался туман. Солнце уже скрылось за хребтом, и только на западе еще оставалось чуть заметное красное свечение. Значительно похолодало, усилился ветер. Тоже хорошо, по холодку легче уходить.
Минуты за четыре мы расстреляли плановые четыре магазина патронов, на всякий случай я бросил в распадок гранату. Взрыв отозвался вместе с гулким эхом криками проклятий.
– Васька, хочешь жить, беги как можешь быстро. Даже еще быстрее.
Мешок за спиной, полный продуктов, тянет назад, лифчик-нагрудник сдавливает грудь и живот. Дышать тяжело, когда идешь, а когда бежишь – сердце вырывается из груди. Вскоре в лощине мы нагнали свой взвод. Смеркалось. Впотьмах мы чуть не заблудились.
– Саня, Сашок, это мы! – громко и радостно вскрикнул я, а то ненароком с перепугу расстреляют.
– Ну, молодцы, я боялся, что вас отсекут от нас.
Бег по пересеченной местности с оружием, боеприпасами, экипировкой да еще с автоматическим гранатометом только называется бегом. Прибавить скорость было совершенно невозможно. Оружие за расчет АГС тащили другие солдаты, а ведь у каждого еще по две минометные мины для приданного миномета. Вот она, каторжная работа горной пехоты. Все свое ношу с собой и не свое – тоже.
Стемнело. Ночь в горах обрушивается на землю столь стремительно, что просто не успеваешь приготовиться к ее приходу. Темень – хоть глаза выколи, все равно ничего не видно. Даже луны на небе не было. Шли по направлению вроде верному, но могли и сбиться.
Ночь нас пока спасает, но может и предать, если заблудимся. Выпустишь сигнальную ракету – обнаружишь себя, и можно не успеть уйти. «Духи» бегают налегке, а мы нагружены, как ишаки.
Там, где полчаса назад были мы, уже закрепились мятежники. Они, не зная, где мы точно находимся, вели некоторое время огонь во все стороны, но вскоре стрельба прекратилась.
– Васька, поставь пару растяжек на тропе, – приказал я зам. комвзвода. – Может, нарвутся, это их задержит.
Растяжка – это, когда к кольцу запала гранаты привязываешь нитку, а нитку – к какому-нибудь камню или ветке. Чуть дернул ниточку, и через четыре секунды – взрыв.
И все же нам повезло. Минут через шесть-семь сзади раздался взрыв, затем крики и стоны.
– Кому-то не подфартило, – сказал Дубино.
Сразу после взрыва «духи» открыли ураганный огонь, стреляли не прицельно, пули свистели в воздухе, рикошетили от камней с леденящими душу взвизгиваниями.
Взвод уходил, пригибаясь к земле, все быстрее и быстрее, солдаты втягивали головы, испуганно озираясь. Было жутко и неприятно. Однако наши растяжки рвение преследователей охладили. Огонь из автоматов не приближался. Очевидно, у них появились убитые и раненые. Может, зацепило? Вторую растяжку «духи» пока не задели: то ли не дошли, то ли сняли, то ли обошли.
Ротный по связи дал ориентир: две ракеты – красная и зеленая. У подножья высотки нас встретят свои.
Невдалеке впереди разрезали черное небо две ракеты. Ура, мы от роты были совсем близко. Минут через пятнадцать на подъеме натолкнулись на наше подкрепление – первый взвод спустился на помощь.
Все, спасены!
На высотке командир роты был вместе с комбатом. Группа управления батальона вышла в наше расположение. Сейчас к чему-нибудь, да и придерутся. Например, к форме.
– Ну что, все целы? Что за взрыв был недавно, докладывай, «комиссар»! – рявкнул комбат.
– Все на месте, все целы, оружие в наличии, на растяжке «духи» подорвались, – отрапортовал я ему весело.
Взводный благоразумно пристроился за моей спиной. Ну Пшенкин, ну жук! Все шишки теперь мне достанутся. Комбат был службист, брюзга и умел, даже если не за что, найти повод взгреть.
– Ну у тебя и вид, «комиссар». – «Комиссар» он всегда выговаривал ехидно и грассируя. – Чисто партизан. Что на тебе одето и обуто?! Какой пример солдатам?! Комбат по форме одет, начштаба – по форме. А в ротах что ни офицер, то нарушитель формы одежды. Все в кроссовках, в тельняшках! Ты с какого авианосца сбежал, лейтенант? – начал распаляться майор.
Брызгал ли он слюной, в темноте было не видно, но что шутовские чапаевские усы, торчащие в разные стороны, дрожали – это было заметно.
– Батальонного замполита в горы не загонишь, а ротный замполит как анархист одет! Привести всем себя в порядок! Командир роты! Усилить охранение и наблюдение. Вести всю ночь беспокоящий огонь и пускать раз в полчаса ракету. «Духи» вокруг, а тут не офицеры, а сброд какой-то «зеленый», мальчишки! – рявкнул Подорожник.
Скрипя зубами и продолжая ругаться, он отошел от нас к своему эспээсу.
– Он с чего сорвался, Иван? – спросил я шепотом ротного. – Мы их переползания весь день прикрывали, огонь на себя отвлекали, еле-еле из окружения ушли, а он как на врагов! Мудак!
– Да не кипятись! – равнодушно и даже легкомысленно ответил Кавун. – Весь день майор со взводом связи под пулями лежал, натерпелся страху, наползался – вот на нас зло и срывает. Вместо благодарности. Ты же знаешь: его любимый конек – форма, порядок, устав. Ничего, обтешется, еще сам тельняшечку попросит достать и кроссовки наденет.
– Пока это произойдет, он нас всех изведет до смерти.
– Есть будешь? – поинтересовался Ваня.
– Угощаешь? – спросил я, немного успокоившись.