Рейхов сын
Шрифт:
– Освоился, товарищ командарм второго ранга.
– ответил тот.
– Чего ж не освоится? Солдаты в тридцать пятом и сорок девятом корпусах обстрелянные, да и командиров их, комбригов Кирпоноса и Москаленко, я хорошо знаю, так что никаких проблем не возникло. С комбригом Кузнецовым, из сто шестьдесят третьей мехдивизии я, правда, по службе раньше не пересекался, но у меня он оставил самые благоприятные впечатления, как и личный состав его подразделения. Да и о его действиях в Карелии отзывы исключительно положительные. Так что, готовы на выдвижение в Турцию хоть сейчас, если авиация прикроет.
– В этом, товарищ Рокоссовский, можете не сомневаться.
–
– Авиация поддержит. Как у вас налажено взаимодействие с Готом?
– С Готом не очень.
– нахмурился комдив.
– Командовать, паршивец, пытается, жар нашими руками загребать норовит.
– Ну, я думаю, - произнес находившийся здесь же, в кабинете командующего недавно сформированной армией, заместитель наркома обороны и начальник Главного политуправления Красной Армии, Лев Захарович Мехлис, - аппетиты наших немецких товарищей можно будет поумерить. Готу подчинены войска в Западной Турции, а командование советской Отдельной Кавказской, как и силами турецких союзников на востоке, возложено на вас товарищ Мартинес. (9) Пускай товарищ Гот это учтет.
Северная Турция, западный берег реки Кызылмуран
11 апреля 1940 г., 11 часов 17 минут
– Мойше, скажи мне честно, как на духу, как одессит одесситу…
– Сеня, я с тебя удивляюсь. Ты таки действительно хочешь чтобы я тебя честно послал куда подальше, как одессит одессита? Сэмен, я таки извиняюсь, но если я это сделаю, ты ж туда не дойдешь.
Два механика-водителя в званиях простых красноармейцев сидели на броне стоящего в засаде Т-37А и рубали сало с луком. Весеннее турецкое солнышко припекало, противник не наблюдался, и сидеть в раскаленных коробках своих боевых машин у молодых людей не было ни малейшего желания.
– Мойше, ты меня обижаешь. Я уже дошел практически до ручки, а ты говоришь, что я не дойду куда подальше? Я дойду хоть до края земли, если хочу что-то узнать. Мойше, скажи, каким образом такой тихий еврейский мальчик с пальцами музыканта попал за рычаги управления этой дуры?
Красноармеец кивнул в сторону расположенного неподалеку Mk I, «Матильда».
– Сеня, если как на духу, то сам ты дура, а моя «Моталка», щоб ты знал, даст твоему водоплавающему уродцу сто очков форы. В последнем бою я в борт получил четыре снаряда, и только немножечко оглох и попортил себе краску на корпусе.
– Чтобы всучить мне эту самую фору, твоей каракатице, на минуточку, надо меня еще догнать, а это тебе Мойше, ни разу не угрожает. Но я все еще не слышу ответа на свой нескромный но корректный вопрос!
– Сэмен, я с тебя потею. У меня мудрая еврейская мамочка, она знает что лучше для ее сына, и что еврей, если хочет быть честным пролетарием, а не контрой, может быть либо музыкантом, либо сапожником. Конечно же она отдала меня учится скрипке ко Льву Аркадьевичу, или откуда у меня такие пальцы? Ты знаешь что такое скрипка, Сэмен? Знаешь ли ты, что такое заниматься на этом великом инструмэнте, когда соседские мальчишки гоняют в футбол или лапту, а ты, в это время, как проклятый извлекаешь из нее божественные мелодии? Нет, ты этого не знаешь и не дай боже тебе этого знать. Конечно, когда в школе набирали учеников на курсы механизаторов и водителей трактора я поговорил с кем надо и попал в трактористы по комсомольскому распределению. Мама, я извиняюсь, ничего не сказал, причем довольно громко, но - ша - она у меня мудрая женщина. Когда на следующий день она ссорилась с нашей соседкой, тетей Симой, щоб ей быть такой здоровой, как я сейчас подумал, то пообещала, что я нечаянно задавлю всех недовольных своим трактором. Що ты думаешь? Тетя Сима на полчаса онемела! С тех пор мама точно знает, что еврей, если хочет быть честным пролетарием, а не контрой, может быть либо музыкантом, либо сапожником, либо трактористом.
– И що, ты уже больше не терзаешь нервы своей скрипкой соседям?
– Я их терзал всему совхозу «Красная Заря», где нас учили управлять трактором, и, скажу тебе, настолько успешно, что после демобилизации сразу и непременно женюсь на замечательной девушке Оксане, дочери главного инженера.
– И, я стесняюсь спросить, она симпатичная?
– Сэмен, скажу тебе положа руку на сердце и карман с докумэнтами: настоящему музыканту там есть за что подержаться.
Из башни «Матильды» показался лейтенант-танкист, высунувшийся из люка до пояса. Он предупреждающе вскинул руку, призывая бойцов к молчанию, и с минуту во что-то напряженно вслушивался.
– Быстро по машинам.
– наконец приказал он.
– Кажись англичане опять решили попробовать наш брод на зубок.
Стамбул, дворец Доламабахче
11 апреля 1940 г., 12 часов 15 минут
– …таким образом, на основе испытания различных вариантов окраски машин, командование Девятой авиабазы пришло к выводу, что наиболее оптимальным является окраска машин в цвет коричневатого оттенка, получающийся при смешении красной и белой краски в пропорциях…
– Бог с ними, с пропорциями.
– прервал Гот Келлера, делавшего доклад.
– Краски нам хватает?
– Да, герр генерал-полковник.
– ответил тот.
– Хватает. Также положительный отзыв среди пилотов получило окрашивание капота белой краской. Командование базы также настоятельно рекомендует его применить.
– Ну и славно.
– отозвался Гот.
– Так и поступим. Подготовьте приказ о перекраске всех машин в цвет… Как, кстати, этот цвет правильно называется?
– Гуйно.
– усмехнулся Павел Федорович Жигарев.
Ереван, штаб Отдельной Кавказской Армии
12 апреля 1940 г., 09 часов 35 минут
Главнокомандующий ВВС РККА, командарм 2-го ранга Яков Владимирович Смушкевич, лично прибывший на Кавказ для руководства военно-воздушными силами на этом важнейшем для СССР театре военных действий, задумчиво глядел на расшифровку радиограммы Верховного Главнокомандующего объединенными (хотя, после падения Самсуна, фактически разъединенными) войсками в Турции, Исмета Инёню.
– Да, ситуация.
– задумчиво произнес он.
– Если я в приказе отражу именно эту формулировку, то Мехлис такого приказа просто не поймет.
– С чувством юмора у него плохо.
– согласился его заместитель, Локтионов.
– Но изменить формулировку мы тоже права не имеем. Яков Владимирович, а у меня тут мысль родилась.
– Да? Интересно послушать.
– Лев Захарович, ведь, по-турецки ни бельмеса не понимает?
– Насколько я знаю, так оно и есть.
– кивнул Смушкевич.
– Ты, Александр Дмитриевич предлагаешь?…