Рейнеке-лис
Шрифт:
Примет вас женушка наша и чем-нибудь вкусным накормит.
Правда, не будет мышей, но… чем богаты—тем рады».
Кот между тем, пристыжённый лисьей насмешливой речью,
Лихо метнулся в дыру — и сразу же в петлю попался.
Вот как Рейнеке-лис угощал гостей простодушных!
Только почувствовал Гинце прикосновенье веревки,
Так и шарахнулся сразу назад, перепуганный насмерть.
Слишком силен был прыжок— и петля стянулась на Гинце!
Жалобно Рейнеке звал он, который злорадно снаружи,
Все это слыша, язвил, просунувши морду в лазейку:
«Гинце, понравились мыши? Упитанны? Или не очень?
Если б Мартынчик узнал, что вы его дичь уплетали,
Он бы горчицы принес вам: он очень услужливый мальчик.
Что?! При дворе это принято — петь за столом? Сомневаюсь!
Если б в такую ловушку, в какую вас я пристроил,
Так же попался мне Изегрим, он бы за все свои козни
Полностью мне заплатил!» Тут Рейнеке-плут удалился…
Надо сказать, что он хаживал часто не только на кражи:
Прелюбодейство, убийство, грабеж и предательство сам он
Даже грехом не считал — и подобное что-то задумал.
Фрау Гирмунду решил он проведать с двоякою целью:
Выпытать прежде всего, в чем, собственно, жалоба волка,
А во-вторых, он намерен был возобновить с ней интрижку.
Изегрим был при дворе, — ну, как не использовать случай?
Нечего тут сомневаться: ведь именно склонность волчицы
К нагло распутному лису зажгла всю ненависть волка…
Рейнеке к даме пришел, но как раз не застал ее дома.
«Ну, байстрючки!» — сказал он волчатам, — ни больше, ни меньше!
Мило кивнул малышам и ушел по другим он делишкам.
Утром, чуть свет возвратившись домой, Гирмунда спросила:
«Не заходил ли ко мне кто-нибудь?» — «Да вот только что вышел
Дяденька Рейнеке, крестный, — хотел побеседовать с вами.
Всех нас, как есть, почему-то он назвал байстрючками…»
«Что?! — закричала Гирмунда. — Он мне ответит!» И тут же
Бросилась вслед за нахалом — с ним рассчитаться. Знакомы
Были ей лисьи дорожки. Настигла — и крикнула гневно;
«Что это?! Что за слова?! Что за бесстыжие речи?!
Как вы, бессовестный, смели так выражаться при детях?
Каяться будете!..» Так раскричалась она и, свирепо
Зубы оскаля, вцепилась в бороду лису. Узнал он
Силу зубов ее острых! Бегством спастись он пытался, —
Фрау Гирмунда за ним. История тут получилась!
Старый заброшенный замок поблизости был расположен:
Оба влетают туда — ив башне одной обветшалой
Трещину видят: стена за давностью лет раскололась.
Рейнеке сразу юркнул, протиснувшись, правда с натугой, —
Щель узковата была. Волчица, дородная дама,
Ткнулась также стремительно в щель головой, но застряла, —
Тыкалась, ерзала, билась, пыталась протиснуться — тщетно!
Только сильней защемило, — ни взад, ни вперед не пролезет.
Стоило Рейнеке это заметить, окольной дорогой
Сзади он к ней забежал, — и теперь он ей задал работу!
Но уж при этом она не скупилась на ругань: «Мерзавец!
Ты поступаешь бесчестно!» А Рейнеке невозмутимо:
«Жаль, что не раньше! Но все-таки — что суждено, да свершится!»
Это не доблесть — супругу свою утруждать избегая,
К женам чужим прибегать, как Рейнеке делал беспутный!
Ну, а когда из расщелины вырвалась все же волчица,
Рейнеке был далеко, шагал он своею дорогой.
Думала дама сама защитить свое дамское право,
Дамскую честь отстоять, но вторично ее потеряла…
Впрочем, вернемся к злосчастному Гинце. Как только он понял,
Что в западне очутился, он — в чисто кошачьей манере —
Жалобно начал вопить. Мартынчик сорвался с кровати:
«Слава богу! В счастливый часок я, как видно, приладил
Петлю у этой лазейки! Попался воришка! Заплатит
За петуха он недешево!» Прыгал от счастья Мартынчик.
Живо он свечку зажег (все в доме спали спокойно),
Мать и отца разбудил он, растормошил всю прислугу,
Крикнул: «Лисица попалась! Вот мы ей покажем!» Сбежались
Все от велика до мала, вскочил и сам папенька патер,
Спешно подрясник набросив. С двусвечным шандалом бежала,
Всех возглавляя, кухарка. Мартынчик увесистой палкой
Вооружился проворно — и начал с кстом расправляться:
Бил его немилосердно—и глаз, наконец, ему вышиб.
Все колотили кота. С острозубыми вилами патер
Тут подоспел, — самолично разбойника думал прикончить.
Смерть свою Гинце почуял: с отчаянья бешено прыгнул,
Патеру в пах угодил, искусал, исцарапал опасно,
Страшно его осрамил — и за глаз расквитался жестоко.
Крикнул тут патер — и наземь упал, и сознанья лишился.
Неосторожно ругнулась кухарка: сам черт, вероятно,
Чтобы напакостить ей, эту штуку устроил! И дважды,
Трижды клялась, что готова последних пожитков лишиться,
Лишь бы такого несчастья с хозяином не приключилось!
Даже клялась, что когда бы и клад золотой отыскала,
Клада бы не пожалела она, — обошлась бы! Скорбела
Так о хозяйском стыде и тяжелом увечье кухарка.
С плачем попа, наконец, унесли и в постель уложили, —