Рейс вне расписания

Болото Алина Николаевна

В какой-такой экспедиции, отвечаю, если он сам "дээс" требовал, аппаратуру ему выслали, а теперь вдруг получатель не является!

Начал мне этот капарский начальник рассказывать о поль­зе научных изысканий вообще и об экспедициях Норина в част­ности. Норин, видите-ли, флору-фауну изучает, а от этого все будущее планеты зависит, потому, как они здесь сплошные на­туралисты и без живой природы жить вообще не могут.

Ну и что, заявляю, природа природой, а груз я вручу получателю только лично. С тем и ушел.

Сидим с Кыром в "стрекозе", неотложными

делами зани­маемся: я проверяю спасательную капсулу -- там клапан сброса заедать начал, а зверь банку консервов опустошает. Вдруг поднимается шум, стук, тарарам. В чем дело? Капарская тамож­ня ломится. Срочно предъявите все запрещенные предметы. Нет, говорю, у меня ничего запрещенного. У нас на "Талане" конт­роль строгий, никаких посторонних вещей не держим.

Однако "стрекозу" наизнанку они все же вывернули. Один хотел даже в контейнер сунуться, но я ткнул его носом в пломбу галактического центра связи и пояснил, что бывает за ее вскрытие без надлежащих полномочий, но они не успокоились. Тот, что ростом пониже и голосом пописклявее. Неожи­данно уставился на моего Кыра и даже рот раскрыл. Кыр себе и ухом не ведет, вылизывает банку синтбаранины, посапывая от удовольствия.

– - Это что?
– - вопрошает таможенник таким голосом, словно узрел у меня раскрытый ящик с галлюциногенной пеной Дебельяна.

Кыр вздрогнул и уронил банку: бараноеды вообще очень чувствительны к интонации.

– - Собака, -- нахально заявляю я, почти физически ощущая приближение неприятности.

– - И это, по-вашему, собака?
– - таможенник подозрительно оглядел Кыра от кончиков когтей до прижатых к голове ушей.

– - Собака, -- стою на своем я.
– - Мутант с Араи.

Таможенник порылся в документах:

– - Собака не числится в описи корабельного имущества.

– - Пес принадлежит лично мне.

Таможенник снова пошелестел страницами:

– - Животное нигде не числится! Это контрабанда!

У Кыра на холке шерсть встала дыбом, а голубые глаза стали быстро темнеть.

– - Вы будете нести ответственность за попытку провоза на планету животного неизвестной породы с неизвестными целя­ми.

Тут у меня, как обычно, возникли вопросы "по существу дела":

– - У кого из нас неизвестны цели -- у меня или у животного?

– - Вы арестованы!
– - сурово возвестил таможенник и подал знак соп­ро­вож­даю­щим.

Бараноед глухо заворчал, "кыр-ря", перекатывающееся в его горле, грозило возмутителям спокойствия немалыми бедами.

– - Собака находится в пилотской кабине!
– - пятясь от че­ресчур ретивых служак, напомнил я.
– - Кабина -- суверенная территория, находящаяся под контролем моей базы. Все претен­зии шлите туда. Без согласования с дежурным диспетчером рас­поряжаться здесь вы не имеете права! Если бы я пытался утаить собаку в грузовом отсеке, тогда дело другое. Я не обязан включать в реестр все вещи, принадлежащие лично мне! Кыр -- подарок, можете связаться со штурманом корабля "Яраль" Траном Модетти, он подтвердит.

Таможенник в легком замешательстве почесал подбородок:

– - А вы можете удостоверить, что этот зверь действитель­но является собакой-мутантом, а не представителем какой-либо разумной расы, направленным сюда с разведывательными целями?

Ого, это уже похуже: если моего Кыра объявят шпионом, я непременно попаду в соучастники. Да, все-таки Капариде в своеобразии не откажешь.

– - Официальных документов на этот счет у меня нет, так как до сих пор моего пса в шпионаже никто не подозревал, но я могу дать поручительство...

Таможеннику очень не хотелось выпускать из зубов добы­чу, но прицепиться больше было не к чему. Я немедленно напи­сал расписку о том, что Кыр не предпримет никаких враждебных действий в отношении граждан Капариды, в противном случае за все его поступки отвечу я. Документ был тут же заверен корабельным опознавателем.

Через полчаса опять стучат в броню: явился усач с пред­ложением перетащить контейнер на грузовую платформу для последующей закладки в мобиль.

А Василь, спрашиваю, уже прибыл? Нет? Никаких мобилей.

Тут усач начинает кричать, что моя "стрекоза" занима­ет взлетную полосу, портит вид космодрома и вообще, неиз­вестно сколько еще Норин собирается отсутствовать. Дескать он (усач) совершил ошибку, позволив внерейсовому аппарату опуститься на космодром, но исправить ее еще в его силах. Сейчас "стрекозу" подцепят к тягачу, загонят в трюм во-он того транспортника и отправят на орбиту, где можно дожидать­ся Норина в свое удовольствие.

Тут уже я не утерпел и, выскочив наружу, растолковал усачу, насколько аккуратно надо обращаться с представителя­ми космического Содружества, чтобы не нарушать соглашения и не нести впоследствии ответственности за мои жизнь и благо­получие.

Усач поднял такой крик, что сбежался весь обслуживаю­щий персонал. Как из-под земли вынырнули двое в мышиного цвета мундирах, вежливо откозыряли и предложили пройти в административной корпус для выяснения положения. Я благора­зумно согласился.

В административном корпусе меня встретил солидный седо­власый человек, на лице которого царили усталость и внима­тельное сочувствие. Я даже устыдился своего упрямства, от­влекающего почтенного капара от забот насущных. Единствен­ным, с моей точки зрения, легкомыслием в его облике было изображение изогнутой многоножки на левом верхнем кармане комбинезона. Очевидно, рука художника запечатлела насекомое в профиль, так как лапки имелись лишь с одной стороны.

– - Ледок, служба спокойствия, -- представился капар.

Никогда не думал, что этакая каракатица может символи­зировать покой.

– - Я в курсе ваших затруднений, -- сообщил Ледок.
– - К со­жалению, Норин уже не в первый раз необдуманными или поспеш­ными решениями ставит нас в неловкое положение. Я надеюсь, вы не замедлите сообщить об этом в секторальный совет безопасности?

– - К несчастью, я не имею отношения к секторальному совету, представляя только лишь космофлот, вам удобнее будет обратиться непосредственно в совет.