Рейвенор
Шрифт:
Парень преследовал его от самого Общего Блока J до реки.
Заэль постоял немного на пролете железного моста, глазея на темную воду, полную разного мусора. Паровой поезд прогрохотал по верхнему уровню над его головой, бросая из окон свет на реку, не видящую солнца. Пролет заволокло дымом, и Заэль воспользовался этим шансом, чтобы улизнуть.
Но уже через два квартала, по дороге к жилым массивам Общего Блока L, он снова заметил того парня. Ошибки быть не могло. Черный комбинезон, бритая голова, темная козлиная бородка, вышедшая из моды в Грязях еще несколько сезонов назад.
У Кроссферри Заэль повернул на запад, надеясь избавиться от «хвоста». Но незнакомый
Заэль побежал. Вдоль Кроссферри, мимо лотков еженедельной распродажи, по мрачному тоннелю под треугольником стеков. Он оглянулся через плечо и в этот момент врезался прямо в чью-то открытую ладонь.
Парень схватил Заэля за горло и прижал к стене.
— Ты, глядун. — В голосе здоровяка прозвучал инопланетный акцент. — Я не хотел доставлять тебе неприятности, но ты сам нарвался. Дилер. Мне нужен твой дилер.
— А пошел ты… — Заэль выдавил неестественный смешок.
Пальцы на его горле сжались сильнее, и теперь ему стало совсем не весело.
— Зачем вам так нужен мой дилер? — поинтересовался Заэль, когда парень отпустил его.
— Затем.
Он произнес это так, словно все объяснил.
— Вы арбитр?
Парень покачал головой.
— Тогда кто?
— Худшее, что ты можешь предположить.
От страха у Заэля перехватило дыхание. Его доставали каждый день все кому не лень любым возможным способом, но не так. Этот парень не был наркоманом, ищущим дилера, не был он и громилой, собирающимся устроить разборки конкурентам. Он внушал ужас. Заэль не собирался вести его к Иски, но понимал, ему придется дать этому парню какие-нибудь реальные наводки. Он знал еще несколько дилеров в стеках Общего Блока L и не испытал бы угрызений совести, сдавая их. Ведь его шее угрожала опасность.
— А у вас есть имя? — спросил Заэль.
Мужчина задумался.
— Ваше или мое? — спросил он, словно обращаясь к кому-то незримому у себя за спиной.
Последовала пауза. Затем парень кивнул и обернулся к Заэлю:
— Зови меня Рейвенор.
Начинался дождь. Порывистый ветер нагонял с запада тучи. Завыли установленные на придорожных столбах сирены.
Карл Тониус, казалось, не слышал их, поэтому Кыс пришлось ткнуть его локтем и показать на навес из цветного стекла.
— Ненавижу эту чертову планету, — проворчал Карл.
Промышленные загрязнения в течение двух дюжин веков отравляли атмосферу Юстис Майорис. Огромный город-государство Петрополис тушился под крышкой плотных ядовитых туч, а его улицы задыхались от углеводородного смога. Верхние уровни регулярно поливали кислотные осадки. Дождь разъедал все: камни, кирпич, сталь. Рак кожи был второй по показателям смертности болезнью после вызванных загрязнениями эмфизем.
С первым же звуком, раздавшимся из оплавленных кислотой репродукторов, из переулков и лавок стали выскакивать люди, которые театральными жестами снимали с плеч длинные копья сложенных зонтов и живописно раскрывали их перед прохожими, громко предлагая свои услуги. Купола некоторых зонтиков были сделаны из пропитанной специальным составом бумаги, другие — из сталешелка, пластека или целлюлозы. Почти все были вручную расписаны броскими узорами и снабжены подробностями относительно почасовой оплаты и безупречного характера владельца.
Пэйшенс и Тониус отогнали зонтоносцев и остались под навесом. Они слышали, как едкий дождь барабанит по цветному стеклу и шипит на флагах, украшающих улицу.
Карл Тониус достал пропитанный маслом оссциля льняной платок и жеманно прикрыл нос и рот. С того самого момента, как они высадились на планету, его лицо не покидало выражение брезгливого отвращения.
— Выглядишь, как сладенький мальчик, — не в первый раз сказала ему Пэйшенс Кыс.
— Не знаю, как ты можешь переносить эту мерзкую атмосферу, — ответил он презрительно. — При каждом вдохе легкие переполняются смертельно опасной отравой. Большей дыры, чем эта планета, я никогда не встречал.
Тониус был человеком небольшого роста, но огромного позерства. Во всех его движениях было столько же элегантности, сколько и самодовольства. При одном взгляде на его красный бархатный костюм всякому становилось ясно, что платье специально заказывали у самого лучшего портного. Белые кружевные манжеты чуть выглядывали из широких рукавов серого пластекового дождевика. На ногах он носил идеально начищенные сапоги с дорогими пряжками.
Ему было двадцать девять стандартных лет. Тяжелые белые локоны Тониус зачесывал назад, открывая высокий лоб, а лицо пудрил белой пудрой. Болезненно бледный, с прижатым к носу платком, он походил на классическую статую «Джентльмен, собирающийся чихнуть».
— Сладенький, — повторила Кыс и вздохнула: — Это место напоминает мне о доме.
Пэйшенс родилась на Саметере в Геликанском субсекторе, еще одном грязном, задымленном, перенаселенном мире, каких в Империуме было предостаточно.
Агенты представляли собой странную пару: денди и мегера. Пэйшенс была выше Тониуса. Атлетично сложенная, стройная, она двигалась с такой легкостью и грацией, что казалось, будто она плывет над землей. Девушка носила шоколадно-коричневый комбинезон с серебристыми вставками. Длинные черные волосы были собраны в тугую прическу, скрепленную двумя длинными серебряными булавками. На бледном лице с высокими скулами сверкали ярко-зеленые глаза. От всей ее фигуры веяло опасностью.
— Потеряли? — предположила Кыс.
Тониус поглядел на нее и приподнял выщипанную бровь.
— Синий, — сказал он.
— Откуда ты знаешь?
Улицу затопило волнующееся море зонтиков. Среди них резко выделялся один — огромный синий.
— Нет надписей. Ни имени владельца, ни расценок. Он богат и не станет пользоваться услугами наемного зонтоносца. Для этого у него есть свой слуга.
— Да, в этом ты разбираешься… — поддразнила Пэйшенс. — Но все равно ты слишком сладенький.
Тониус фыркнул, но отвечать на колкость не стал. Рядом с Кыс кто угодно, за исключением разве что космодесантника Адептус Астартес в полной боевой броне, казался «сладеньким».
Они стали пробираться сквозь толпу, следуя за синим пятном. На глаза то и дело попадались многочисленные ожоги, украшавшие кожу пешеходов. Некоторые были старыми и зарубцевавшимися, другие — свежими и сырыми. А часть — и тут Карл Тониус еще сильнее прижимал к лицу свой ароматизированный платок — были уже не ожогами, а бесцветными, смертельными меланомами. В качестве лечения использовались намоленные бумажки. Их можно было приобрести у уличных торговцев, стоящих на каждом углу, или на лотках в торговых рядах. Тонкие как паутина, они благословлялись всевозможными «некто из Экклезиархии» и пропитывались паллиативными сыворотками из чертополоха, молочного корня и флодроксилий. Бумажки необходимо было вырезать по нужной форме — обычно в виде небольших заплаток, — смочить и наклеить на дождевые ожоги. Вера и Бог-Император делали все остальное. Прохожие, окружавшие Тониуса и Кыс, пестрели такими заплатками из намоленных бумажек. У одного старика ими были покрыты вся шея и лоб, делая его похожим на куклу из папье-маше.