Рейз
Шрифт:
— Мам? — спросил я, и мама покачала головой.
— Я глупая женщина. Слишком эмоциональная. Мне просто жаль. Я… я…
— Мама? — снова спросил я, и свободной рукой, подперев подбородок пальцем, поднял голову вверх. — Почему ты плачешь? Я не понимаю, разве тебе не нравится, что я женюсь?
Ее дыхание перехватило, она сжала мою руку и покачала головой.
— Конечно, я… просто, видеть тебя таким. Сломанным жизнью, — фыркнула она, — беспокойным... терзаемым дурными воспоминаниями… я не знаю, как исправить это…
Я нахмурился еще больше, потому что знал ответ на этот
— У меня есть моя Киса. Он делает меня лучше, — ответил я прямо, моя мама надолго задержала дыхание, постепенно из ее глаз стала уходить печаль.
Ее верхняя губа растянулась в улыбке.
— У тебя все получится, сынок. Я каждый день благодарю Бога за то, что ты нашел свою половинку. Киса вернула тебя нам… она поддерживает тебя.
Мама опустила руки и отступила назад, боль в ее глазах сменила гордая улыбка.
— Ты такой красивый, мой сынок. Прекрасный русский мальчик, — она снова протянула руку, чтобы погладить мои волосы, — даже с такими непослушными кудряшками. — Она отступила назад и вытерла слезу. — Очень, очень красивый.
Я смотрел на себя и не знал, что ответить. Мне было странно видеть себя в этом костюме. Ничего из этого дерьма не имело для меня никакого смысла… ничего из этого. Вся эта свадьба была странной. Киса была со мной рядом с той самой минуты, как я увидел ее несколько месяцев назад. Я больше не расставался с ней, но ее отец настоял на том, чтобы мы поженились в этой церкви. Он хотел сделать все правильно. Поскольку он был Паханом, то никто не мог ему перечить.
Неожиданно мама взяла меня под руку и сопроводила в основную часть церкви.
Когда мы подошли к алтарю, то мой отец и отец Хрущев улыбнулись нам. Мама отпустила меня, направилась к моему папе, а я остался стоять на месте, осматривая убранство церкви: с красочных икон на меня взирали безмятежные лики святых.
Мое сердце вновь стало бешено биться, поэтому я перевел взгляд на пустые скамейки. Церковь была очень большой, и пустой… Я знал, что ее должны были наполнить сотни людей. Пахан хотел этого, чтобы уважить своих людей и дать им поприсутствовать на свадьбе, но я не мог представить нашу свадьбу иначе, чем такой. Я не мог находиться в окружении стольких людей. Разговоры обо мне, вернувшимся в Бруклин, вызывали много сплетен о том, где я был, и это привлекало ко мне еще больше внимания. Все члены нашей организации в течение полугода не упускали возможность увидеться со мной, пока я пытался стать нормальным и исцелиться. Они все хотели увидеть долбаное шоу. Они жаждали увидеть монстра, которым я стал… вот почему их не было здесь сегодня.
Киса настояла на этом.
Здесь был только я, Киса, Талия, мама, папа и Пахан. Во всяком случае, для меня больше никто не существовал, никто не имел значения, кроме моей Кисы и наших семей.
И после сегодняшнего дня Киса будет моей… полностью моей.
Мое плечо сжала рука. Повернув голову, я увидел своего отца, он кивнул головой.
— Она здесь, сынок.
Выдохнув, я проследовал за отцом к алтарю и уставился на деревянные двери, желая, чтобы они открылись.
Где-то наверху заиграла музыка. Я не знал, что это была за мелодия, мне было все равно. Все,
Я был очень напряжен, когда мой папа встал рядом. Он моим свидетелем, моим шафером…
И тут же в моем сознании промелькнула вспышка, когда я вспомнил лицо 362, своего единственного друга, и как обычно вместе с воспоминанием пришло чувство опустошения. Он должен был быть моим шафером, ведь он был моим лучшим другом. Я отодвинул в сторону болезненное воспоминание, сосредоточив внимание на своей будущей жене, которая должна стоять рядом.
Ничто не испортит этот день.
Опустив взгляд вниз, я заметил, что мои руки дрожат. Сделав глубокий вдох, я сцепил руки, и в этот момент заиграла другая мелодия, широкие деревянные двери в дальней части церкви открылись.
Я направил взгляд на просвет, пробившийся между дверьми, и заметил Талию, мою сестру, которая широко улыбалась, глядя на меня.
Вокруг все замерло, когда я сосредоточился на движении Талии, а потом, как луч солнца, прорвавшийся сквозь темное небо, в проходе показалась моя Киса-Анна, которая шла под руку со своим отцом.
Остатки гнева, боли, смятения, которые терзали меня, вмиг исчезли, как только я увидел Кису. Она затаила дыхание, когда шагнула ко мне, ее стройная фигура выглядела идеально в длинном белом из кружева платье.
Мои руки зудели от желания обнять ее, я сдерживался из последних сил, чтобы не побежать ей навстречу и обнять ее… почувствовать ее прикосновение… удостовериться, что происходящее было реальным.
Отец схватил меня за руку, удерживая на месте. Я слышал, как он засмеялся, пытаясь удерживать меня на месте.
Когда Киса подошла к алтарю, я посмотрел сквозь опущенную многослойную вуаль в ее глаза, с ярко-голубой радужкой, которые также пристально смотрели на меня.
Через меня прошла волна спокойствия, я почувствовал, что снова могу дышать… Я, твою мать, мог дышать впервые с того момента, как этим утром она покинула мою постель. Ничто не сдавливало мои легкие, не скручивало в тугой узел живот… просто… спокойствие.
Отец Хрущев показал мне, чтобы я выступил вперед и взял руку Кисы у ее отца. Я двинулся быстро, как мог, и остановился около Кирилла Волкова, моего Пахана.
Он наблюдал, как я приближаюсь к его дочери, с ухмылкой на лице и оценивающим взглядом. С невозмутимым видом, с которым я уже успел познакомиться ранее, Кирилл повернулся к Кисе и медленно поднял вуаль.
Я глубоко вздохнул, когда увидел ее идеальное лицо… она была самым красивым созданием из всех, кого я когда-либо видел.
Знакомые голубые глаза метнулись к моим, на ее розовых губах появилась любящая улыбка. Позади нас послышались всхлипы, но я не мог оторвать взгляда от своей Кисы, чтобы заметить, кто издает эти звуки.
Кирилл сжал щеки Кисы, она отвела от меня взгляд и посмотрела на своего отца сияющими от слез глазами. Наклонившись вперед, он поцеловал ее лоб и молча, отступил.
Кирилл протянул мне руку Кисы, чтобы я взял ее, и я, не колеблясь, сжал ее ладонь, но до этого пожал руку ее отцу.