Резанов и Кончита. 35 лет ожидания

Алексеева Татьяна Сергеевна

Николай тоже зашагал по выстланному досками тротуару, не рискнув возвращаться домой по маленьким переулкам. Он шел мимо мрачных невысоких каменных домов, чередующихся с вычурными особняками, обогнул опустевшие до утра ряды Гостиного двора и с грустью подумал, что главная столичная улица все-таки выглядит совсем не солидно. Насколько было бы лучше, если бы вся перспектива была застроена такими же дворцами, как Аничков или как дом Строгановых!.. Может быть, рано или поздно так и будет – многие знатные семейства, по слухам, уже присматривались к обычным домам на Невском, собираясь выкупить их и построить на их месте еще более красивые особняки. Вот только увидит ли он новые постройки, если они будут? И если увидит, то когда?..

«Нет уж, не смей опять расстраиваться!» – одернул себя Резанов и зашагал еще быстрее.

Он уезжал из Петербурга вовсе не навсегда, он еще вернется в столицу, пусть не сразу, пусть через несколько лет, но вернется! И еще налюбуется и Невской перспективой, и другими улицами, еще насмотрится на новые дворцы. А может, он вообще сможет приехать обратно быстро, через год или два, и на Невском даже построить ничего нового не успеют.

Правда, скорое возвращение в столицу означало, что граф Резанов быстро обзаведется супругой, о чем молодому человеку думать пока не хотелось. Он дошел до поворота на знакомую улицу, свернул на нее и снова оказался в темном лабиринте узких проходов и внутренних дворов. Еще через полчаса он был уже дома и, устало зевая, готовился ко сну. Поездка в Иркутск его больше не огорчала, он только что попрощался с Петербургом и пообещал этому городу вернуться.

Сборы в дорогу, как Николай и предполагал, затянулись почти на три недели. Он изнывал от нетерпения и скуки и готов был считать минуты до дня отъезда. И в тот день, когда два нагруженных сундуками экипажа, размеренно покачиваясь и поскрипывая рессорами, выехали наконец за пределы города, на лице Резанова сияла такая довольная улыбка, словно поездка в Иркутск была для него не «почетной ссылкой», а самой настоящей наградой. Спутники графа искоса посматривали на него с тщательно скрываемым любопытством: разумеется, сплетни о том, что инспекция сибирских торговых компаний – это только предлог, чтобы удалить его от императорского двора, уже распространились по всей столице, и они рассчитывали увидеть угрюмого и раздосадованного, а вовсе не радующегося жизни молодого человека. Николай делал вид, что не замечает их удивленных взглядов, немного злорадствуя про себя: от него ждали, что он будет переживать и что его можно будет снисходительно жалеть, но он не доставил никому этого удовольствия.

А потом экипажи выехали на заснеженную лесную дорогу, оставив позади шумную и освещенную множеством фонарей столицу, и Резанов вообще перестал обращать внимание на своих спутников, на время позабыв и о собственных неприятностях, и о предстоящих делах. Он вдруг с изумлением обнаружил, что зимний лес – это потрясающе красивое зрелище, не менее красивое, чем зимняя заснеженная степь, по которой он скакал семь лет назад, охраняя карету Екатерины Второй. И ведь этот лес был совсем рядом с ним, а ему даже в голову не приходило выехать из города и полюбоваться такой красотой! Годами сидел безвылазно в столице, ездил из дома в канцелярию и обратно, скучал на работе и на светских приемах, и даже просто по улицам, по Неве почти не прогуливался! А уж о том, чтобы хоть ненадолго забыть о городской жизни и делах, и вовсе не помышлял… Похоже, судьба в виде ревнивого Зубова дала ему шанс отдохнуть от бесконечных дел и насладиться природой.

Весь вечер Николай делал вид, что его интересует, не меняется ли погода, и под этим предлогом выглядывал в окно экипажа. Небо постепенно темнело, из светло-серого становилось ярко-синим, а потом – черным, и вместе с ним так же синел укрывающий дорогу и ветки деревьев снег. А когда они отъехали на достаточно большое расстояние от вечно затянутого тучами Петербурга, в небе зажглись звезды – такие большие и яркие, что ими, уже не смущаясь друг друга, залюбовались все пассажиры.

Правда, первая ночевка на станции, в плохо протопленной холодной комнате под тонким, почти не греющим одеялом, несколько поумерила восторги Резанова. Но наутро, когда они снова понеслись по заснеженному и освещенному ярким солнцем лесу, настроение у него опять поднялось, и он снова продолжил смотреть в окно, почти не слушая болтовню своих попутчиков и окончательно забыв об оставленной позади столице. Они ехали среди сугробов, порой тяжело прогнувшиеся под снегом еловые ветки нависали над крышей экипажа с обеих сторон, скрывая от него солнце, а порой лес расступался, и они оказывались посреди ровного, как застеленный белой скатертью стол, поля. Тогда

Николай и его спутники начинали щуриться от отраженных от снега слишком ярких солнечных лучей и нехотя задвигали занавески на окнах. Но долго сидеть в полумраке и пересказывать друг другу и так всем известные последние новости им было неинтересно, и вскоре чья-нибудь рука снова начинала тянуться к занавескам, чтобы впустить в экипаж дневной свет и разогнать темноту вместе со скукой.

Через неделю попутчики окончательно сдружились и почти забыли о необходимости соблюдать светские манеры. Несколько раз им пришлось вместе с кучерами выталкивать завязшие в глубоком снегу экипажи, ругая снегопад и нерасчищенные дороги, а дважды они, не успевая добраться до темноты до станции, сворачивали в ближайшую деревню и останавливались на ночлег в душных крестьянских избах. Жалобы на неудобства и тяжелую работу, которыми непривычные ко всему этому городские жители поначалу оглашали зимний лес, постепенно сменились шутками и дружеским подтруниванием друг над другом. А спустя еще несколько дней пассажиры уже веселились вместе с кучерами, почти позабыв обо всех сословных различиях.

Резанов уже не скучал ни по Петербургу, ни по Иркутску – он просто наслаждался дорогой, скоростью и красивыми пейзажами. О делах, прошлых или будущих, молодой человек не вспоминал вообще. Мысли то вертелись вокруг давних детских воспоминаний и теперь уже почти такого же давнего путешествия в Крым, то уносили Николая в далекое будущее: он мечтал, что когда-нибудь все-таки вернется в Петербург, но будет часто возвращаться в Иркутск, а под старость и вовсе поселится где-нибудь в глуши среди красивой природы. «Так бы и ехал по этой дороге, и пусть бы она никогда не кончалась…» – пришло ему как-то раз в голову, когда экипаж особенно разогнался в чистом поле. Вдалеке, за искрящимся на солнце снежным «одеялом», виднелась длинная череда маленьких домиков, над которыми поднимались темные столбы дыма – экипажи ехали мимо какой-то деревни – и казалось, что они катятся по какому-то не настоящему, сказочному миру. Из которого не хотелось уходить ни Николаю, ни его попутчикам.

Однако длиться бесконечно их поездка не могла, и к началу весны в их дружной компании стали все чаще начинаться разговоры о том, какие дела ждут каждого из них в Иркутске. И Николай тоже постоянно ловил себя на том, что мыслями снова возвращается в свою обычную жизнь, полную работы, всевозможных проверок, встреч с множеством разных людей и прочих не особенно интересных ему вещей. А покрытые снегом деревья и другие красоты уже не казались такими очаровательными и вызывали своим однообразием легкую скуку. Сказка заканчивалась, и хотя расставаться с ней было немного грустно, новые дела все-таки с каждым днем манили молодого человека сильнее.

Последние дни путешествия, когда до Иркутска оставались уже считаные версты Резанов и все его спутники, уже не скрываясь, ерзали на сиденьях и не могли дождаться, когда их поездка наконец закончится. При проверке подорожных на въезде в город они в один голос ругали медлительных смотрителей и в нетерпении бродили кругами вокруг экипажей, с тоской поглядывая на выцветшее на солнце изображение тигра с красной лисицей в пасти на городском гербе. Наконец все необходимые формальности были улажены, и экипажи въехали в город. Впервые за много недель за окнами вместо деревьев, полей и полузасыпанных снегом редких деревенских домиков замелькали аккуратно расчищенные улицы и каменные двухэтажные дома.

Прощались попутчики бурно, но тоже нетерпеливо – все прекрасно понимали, что вряд ли увидятся снова, но никакого сожаления из-за этого не испытывали. Николай страстно мечтал оказаться в гостинице, вымыться с дороги и одеться в новый чистый костюм, но, оказавшись в номере, рухнул на кровать, не раздеваясь и не снимая с нее покрывала, и мгновенно погрузился в сон.

Спал он долго и с наслаждением – трясущиеся повозки и жесткие кровати на станциях не шли ни в какое сравнение с мягкими матрасом и подушкой иркутской гостиницы. Правда, проснувшись, Резанов все-таки почувствовал себя неловко из-за того, что не привел себя в порядок сразу. Раньше он себе такого не позволял, и даже когда вернулся в Санкт-Петербург из Крыма, спать завалился только после бани… «Старею, – с грустью подумал граф. – Раньше я так не уставал! Что же со мной еще через несколько лет будет?»