Резьба по идеалу (сборник)
Шрифт:
Однако ценности эти, чтобы достаточно долго оставаться действительно ценностями, а не муляжами, не словесными штампами, не жалкими заклинаниями утративших колдовской дар шаманов, как это быстро сделалось, например, при Совдепе, должны быть подкреплены некими очень простыми, реально переживаемыми большинством населения чувствами, верхом на которых, будто удалые гусары в покоренный город, безо всякой застенчивости и неуверенности в реальную жизнь могут въехать вроде бы оторванные от нее и противоречащие человеческому естеству заповеди «не укради», «не возжелай», «не обмани».
5
Если снова вспомнить о России,
Что там китайская ирригация и Юева борьба с потопом по сравнению хотя бы с нашей вечной потребностью в титанических и при том неизбывно убыточных теплосетях!
Если кто готов отмахнуться от подобных пустяков как от несущественных, не структурных и по-прежнему верит в справедливое всемогущество рынка – пусть покажет хоть одного бизнесмена, который за более чем десять лет разгула частного предпринимательства устремился приумножать свои кристально честные миллиарды, разрабатывая бескрайнюю и никем еще не тронутую сокровищницу жилкомхоза. Невинно замученный кровавым режимом человеколюбец Ходорковский, быть может? Трубы его – таки да, интересовали. Но почему-то отнюдь не трубы парового отопления…
Однако мало этого. Наши западные, пардон, партнеры вкупе с нашими отечественными демократами – тоже обладателями дипломов Гарварда и Оксфорда, видимо, напрочь отшибающими человеку и душу, и разумение, оставляя в голове лишь калькулятор да машинку для проверки подлинности купюр, – сделали все от них зависящее, чтобы государственный сектор российской экономики вновь оказался форсированно востребован и загружен по самое не могу; а этот паровоз потянул за собой и общественное сознание, как оно ни упиралось.
Не окружай Запад Россию новыми базами, не унижай ее ежечасно, не дави оказавшиеся в частных руках остатки ее экономики ограничениями и пограничными рогатками, чтобы, додавив, скупать по дешевке, не развороши Средний Восток, который не у них, а у России под боком, не подкармливай и не идеализируй он и его местные подпевалы сепаратистов и русофобов – вполне возможно, мы, свободные-свободные такие, припеваючи жили бы теперь в Новгородской республике, ездили бы в Сибирь как в этнически братскую, но совершенно самостоятельную страну, а в Москву – как в древний город умершей, известной более всего своими человеческими жертвоприношениями цивилизации, в какой-нибудь майяский Бонампак; слыхом бы не слыхали про басманное правосудие, так и не узнали бы, что такое наглый произвол и безнаказанное хамство нового чиновничества; и все мало-мальски смыслящие ученые и впрямь давно творили бы нетленку в сытых и прекрасно оборудованных западных центрах и пользовались действительно подобающим экономическим и прочим уважением…
Впрочем, было бы это хорошо или плохо – вопрос, не имеющий однозначного ответа и, главное, уже праздный. Теперь нам остается только гадать. Может, и впрямь было бы хорошо. Однако нам даже попробовать не дали.
На наших глазах в России начался новый цикл.
Его хочется назвать по-китайски династийным, но язык не поворачивается так ему льстить – ведь ясно, что времена не те. Внешняя обстановка не та, несущие конструкции инновационной экономики тоже совсем не те. Процесс разложения коллективных непрагматичных ценностей зашел слишком далеко, и значит, нагнетание, наддув духовных альтернатив стяжательству неизбежно будет травмирующе форсированным, а если в культуре не обнаружится для них живых связей с каждодневными переживаниями обычных людей, то и вообще мертворожденным, бесперспективным. И по всему по этому на триста лет, как, скажем, во времена династии Тан, нынешнего запала точно не хватит.
Может быть, секрет жизнеспособности китайской цивилизации, секрет ее долгожительства именно в том состоит – пусть отчасти – что китайская культура сумела среди, в общем-то, довольно немногих вариантов, данных нам нашей телесной природой, найти для идеалов преданности, усердия и бескорыстия очень выносливого и очень красивого коня. Семью. И тем-то и смогла превратить эти идеалы из тихих, застенчивых отшельников, несущих в своих пустыньках светлое слово зверям, птицам и редким паломникам, в лихих гусар, способных вызывать массовое восхищение энергетикой напора и красотою мундиров – и брать города.
Не укладывается в голове, но китайская экономика, бывшая в течение более чем тысячелетия величайшей экономикой мира (и снова становящаяся таковой), могла раз за разом подниматься из пепла чуть ли не исключительно потому, что семья в Китае от поколения к поколению исправно воспроизводила возведенную в ранг священной способность детей на деле чтить родителей без расчета на выгоду. Способность изо дня в день благоговейно совершать акты уважения и служения, казалось бы, бессмысленные.
Китайцы с их конфуцианской доктриной попали в точку.
А мы?
Точно сварливая и вечно обиженная дура-жена, титаны нашей культуры знай себе долдонят государству: ты что, хочешь меня цепью приковать к кухне и детям? Я задыхаюсь! Валюха из пятой квартиры надо мной уже смеется! Ей новый любовник на той неделе французское белье подарил, а ты мне что? Свободы мне, свободы!
И даже сменив в 91-м году мужа, не меняет пластинку.
Очень легко и просто быть против.
Ничего не надо самому выдумывать или, не приведи Бог, делать и отвечать за сделанное. Что дали тебе взрослые дяди – то ты и заклеймил. Что папа на последние деньги купил тебе в подарок – тем ты, капризный клоп, и недоволен. Сразу видно широту твоей мысли и то, что ты абсолютно свободен. Не обременен годными лишь для ограниченных дураков шорами и оковами типа благодарности, сострадания, понимания ограниченности папиных возможностей…
Куда труднее придумать или тем паче построить нечто, пригодное для того, чтобы кто-то смог стать за.
Коллективные идеалы так и хочется по-научному назвать коммуникативными, но проще будет пояснить: именно и только они способны, во-первых, стабилизировать и ориентировать индивидуальный внутренний мир и, во-вторых, выволакивать человека из тухлой трясины одиночества и делать одним из многих единомышленников и, что для самого же человека еще важнее, единочувственников.
Но даже выработку этих идеалов интеллигенция сама со свистом сдала чиновникам, из года в год пытаясь внедрить и навязать в качестве всеобщего идеала свой, узкокорпоративный: мы будем колобродить, не имея ни внешних обязанностей, ни постоянных привязанностей, ни моральных ограничений, ругать все в хвост и в гриву, объяснять всем, как люди отвратительны и как мерзко все, что они делают, – а нас за это чтобы кормили, поили и носили на руках. Вот такова и есть, мол, подлинная свобода.