Режим бога. Зенит Красной Звезды
Шрифт:
– А я вам еще раз говорю. Допрос несовершеннолетнего - в присутствии родителей. Или законного представителя - я устало откинулся на спинку стула
– Ты судом признан дееспособным. А значит, я имею право тебя допрашивать. Впрочем, за твоей мамой уже послали. Итак, в 9.35 ты вошел в палату Леонида Ильича. Там вы оставались наедине до 9.40 Врачи слышали разговор на повышенных тонах. После чего Леониду Ильичу стало плохо
– Ему плохо было еще до моего приезда - отпарировал я - Чазов рассказывал о гипертоническом кризе
– Во-первых, доктор Чазов предупреждал, что Генерального нельзя волновать. Во-вторых, гипертонический криз отношения к нашему делу не имеет.
– А что собственно за дело? И в качестве кого я привлекаюсь?
– Идет прокурорская проверка. Ты пока свидетель - Мезенцев снял очки и внимательно посмотрел на меня - Но если ты и дальше так себя будешь вести, то переквалифицируешься в обвиняемые.
Как работает советская репрессивная машина, я себе немного представлял. Конечно, сейчас не сталинские времена, в органах массово не пытают (хотя следователь никогда прямо об этом не скажет: "Не хотите признаваться. Ну-ну вам же хуже будет". А что хуже?). Свидетель в деле - это уже не свидетель, а подозреваемый. Сегодня свидетель - завтра в тюрьме, и основное свойство свидетеля - нежелание превратиться в обвиняемого. По некоторым делам, особенно политического характера, даже и не поймешь, почему один оказался свидетелем, а другой - обвиняемым. "Виноваты" они одинаково, просто следствию так удобнее. Свидетелю сразу же объявляют: за отказ от показаний -- одна статья, за ложные показания -- другая. Вот и вертись как хочешь. Народ в основном упирает на "не помню". За плохую память у нас еще не сажают. Какую же стратегию мне избрать?
– Чтобы переквалифицироваться в обвиняемые нужно обвинение.
– Причинение тяжкого вреда здоровью - выдал свою версию "важняк" - Это для начала. В КГБ на тебя бо-ольшая папочка скопилась. Только что звонили от Цинева - просили придержать тебя до приезда их следователя
– Никакого КГБ!
– в кабинет в сопровождении Щелокова заходит властный мужчина в темной прокурорской форме со звездой Героя социалистического труда на кителе. Отечное лицо, большая плешь на голове. Я изучал биографии высших деятелей СССР в айфоне и узнаю Генерального прокурора СССР - Романа Руденко. Очень и очень противоречивая фигура. Наряду с министром МВД и председателем КГБ - третий столп властной вертикали Брежнева. Расследовал дело по Берии, поддерживал обвинение в ходе Нюрнбергского процесса против нацистских преступников. В то же время лично застрелил зачинщика забастовки политических заключенных на воркутинской шахте, после чего охрана из пулемета покрошила несколько сот человек. Никто не понес наказания. Являлся членом тройки управления НКВД по Донецкой области в период сталинских репрессий. Руки по локоть в крови.
Щелоков подходит ко мне и все-таки отвешивает подзатыльник. Я покаянно молчу, опустив голову. Сейчас не время показывать норов. Решается моя судьба и судьба всей страны.
– Допрыгался??
– лицо министра красное - хоть прикуривай. Лишь бы его удар не хватил.
– Да что я такого сделал то??
– Как что??
– заорал Щелоков - Ты с Чазовом уходишь в палату Брежнева, а через полчаса мне сообщают, что Леонид в коме, у него инсульт, а ты арестован охраной. Радуйся, что тебя отвезли не на Лубянку, а к Роману Андреичу.
– Да, я вообще не при чем - в ответ заорал я - Чазов с доктором вышли. Брежнев медали перебирал. Я ему про Нью-Йорк рассказывал. Тут Леонид Ильич почему-то про Хрущева начал вспоминать. Дескать, тот тоже по загранкам любил ездить. Доездился. Очень зло про него говорил, повысил голос. Вскочил и ругался. Потом покраснел, схватился за голову, упал в кресло. Я тут же звать врачей. Вот и все.
Руденко слушал мое выступление с непроницаемым лицом.
– Выйди - Генеральный прокурор кивнул Мезенцеву и присел на краешек стола. "Важняк" собрал документы в папку, вышел, аккуратно прикрыв дверь.
– Коля - Руденко обратился к Щелокову - Я тут состава не вижу. Но Цинев теперь все может использовать против тебя. Если Леня в коме, то сейчас начнется борьба за власть в Политбюро. Этот певец - прокурор ткнул в меня пальцем - Очень многим поперек горла. В первую очередь Громыко и Суслову.
– А ты на чьей стороне?
– министр успокоился, налил себе воды из графина Мезенцева. Ну да, он же коньяк французский трескал, пока я у Брежнева был. Наверное сейчас сушняк мучает.
Руденко задумчиво посмотрел на Щелокова, потом на меня.
– Говори при нем - махнул рукой министр - Семь бед, один ответ. У Селезнева даже пропуск-"вездеход" есть. Брежнев отблагодарил за спасение.
– Слышал, слышал - хмыкнул Руденко - Расклад такой. За Сусловым и Громыко стоит КГБ, часть первых секретарей вроде Кунаева и Щербицкого, а также Кириленко с Черненко. У вас с Романовым есть Гришин, Пельше и с Устиновым ты вроде дружишь...
– Косыгин?
– деловито поинтересовался Щелоков
– Этот сам по себе. Он, кстати, сейчас будет главным в стране до Пленума. Формально глава государства - заместитель Ильича в Верховном Совете Кузнецов. Но Василий Васильевич - фигура "техническая", как ты знаешь, даже не входит в Политбюро...
– Значит, Косыгину с Кальви встречаться. Это новый премьер-министр Италии. Прилетает на днях. Как не вовремя!
– Сеньор Роберто?
– я решил подать голос - Когда?
– В четверг. Не знаю, что за спешка, ладно, об этом потом. Роман, а ты на чьей стороне?
– с внутренним напряжением спросил министр
– Моя сторона кого-то интересует?
– Разумеется. Прокуроры контролируют КГБ, ГРУ, все силовые ведомства. У вас также как и у "бурильщиков" есть компромат на всех первых секретарей горкомов и райкомов.
– Ну, это ты преувеличиваешь - Руденко поморщился, глядя на меня - Может быть мы отправим молодежь домой? А сами продолжим без него?
"Молодежь" грела уши и очень хотела знать расклад в Политбюро. Но увы, дослушать секреты не удалось. В коридоре раздался какой-то шум, громкий женский голос. Родной женский голос. В дверь врывается растрепанная и заплаканная мама. Я подрываюсь со стула, бросаюсь к ней. Мы обнимаемся с такой силой, что нас не разъединить никаким щелоковым и руденко. Соленые капли текут по моей щеке и губам. Неужели спасение СССР стоит материнских слез? Сердце разрывается. Я вижу седые волоски в прическе мамы. И начинаю сам плакать. Пытаюсь сдержаться, но слезы прорываются наружу.
Генеральный прокурор и министр МВД смотрят на нас с сочувствием. Тихонько переговариваются. Мама отпускает меня, достает платок. Я тоже украдкой вытираю рукавом слезы.
– Вы извините, что так получилось - мама достает из сумочки зеркальце - Столько не виделись и ту мне звонят - сын арестован...
– Не арестован, а задержан - поправляет китель Руденко - И уже отпущен. Приносим свои извинения. Моя машина отвезет вас.
– Людмила Ивановна!
– Щелоков галантно наливает маме воды - Я присоединяюсь к извинениям Романа Андреича. Мы понимаем ваши переживания, но масштаб творчества Виктора, его личности, он... перерос...