Режим гения. Распорядок дня великих людей.
Шрифт:
В молодости Набоков предпочитал писать в постели, прикуривая одну сигарету от другой, но когда стал старше и бросил курить, привычки изменились. В интервью 1964-го он поведал: «Обычно мой день начинается за чудесной старомодной конторкой в моем кабинете. Потом, когда сила притяжения начинает пощипывать икры, я сажусь в удобное кресло за обыкновенный письменный стол, и, наконец, когда тяжесть ползет вверх по позвоночнику, я ложусь на диван в углу моего маленького кабинета» [124] .
124
Перевод Д. Федосова.
В эту пору они с женой занимали шестикомнатные апартаменты на верхнем этаже Palace Hotel в Монтре (Швейцария) с видом на Женевское озеро. В том же интервью
«Зимой я встаю около семи: мой будильник – альпийская красноногая галка, большая черная птица с блестящими перьями и крупным желтым клювом, которая навещает мой балкон и весьма мелодично клекочет. Некоторое время лежу в постели, обдумываю и планирую день. Около восьми – бритье, завтрак, медитация в тронной позе, ванна – в таком вот порядке. Потом до обеда я работаю у себя в кабинете, делая перерыв для короткой прогулки с женой вдоль озера. В то или иное время почти все знаменитые русские писатели XIX в. бродили здесь: Жуковский, Гоголь, Достоевский, Толстой, который ухаживал за гостиничными служанками не без ущерба для здоровья, и множество русских поэтов. Впрочем, то же самое можно сказать о Ницце или Риме. Второй завтрак у нас около часа, и в 13.30 я вновь сижу за столом и непрерывно работаю до 18.30. Потом прогулка к киоску за английскими газетами и в семь обед. Никакой работы после обеда. Ложусь около девяти. Читаю до половины двенадцатого, а потом ворочаюсь от бессонницы до часу ночи».
«У меня обычные привычки, я неприхотлив в еде, я ни за что не променяю мою любимую яичницу с ветчиной на меню, в котором тьма опечаток» [125] , – сказал он в другом интервью.
«Из иных острых удовольствий назову телетрансляцию футбольного матча, порой бокал вина или треугольный глоток баночного пива, солнечные ванны на лужайке, а также сочинение шахматных задач» [126] .
И, разумеется, писатель получал удовольствие от охоты на своих любимых бабочек, чем и занимался летом на склонах Альп, иной раз пробегая за день 25 километров, из-за чего, как он угрюмо признавался, спал еще хуже, чем зимой.
125
Перевод А. Николаевской.
126
Перевод О. Кириченко.
Бальтюс (1908–2001)
Этот таинственный художник опубликовал первую книгу в возрасте 12 лет – 40 иллюстраций к истории кота, написанной Райнером Рильке, любовником его матери. С этого момента и до 80 с лишним лет он рисовал ежедневно. Самозваный граф Бальтюс Клоссовски де Рола поселился в величественном шале в Швейцарских Альпах и жил как истинный аристократ в окружении супруги, слуг и кошек.
Позавтракав в 9.30 и просмотрев почту, Бальтюс присматривался к утреннему освещению. «Это единственный способ понять, стоит ли браться за кисть, удастся ли нынче погрузиться в таинство художества», – пояснял он. Поздним утром, а иногда и после обеда Бальтюс направлялся в свою студию на окраину соседней деревушки. В старости он опирался на трость, а в последние годы жизни его жена Сэцуко возила художника в инвалидном кресле. Работа неизменно начиналась с молитвы, затем следовало несколько часов медитации перед холстом. Иногда к этому и сводился весь рабочий день – ни одного мазка не ложилось на полотно. Еще одна необходимая часть ритуала – курение:
«Я всегда курил за работой. Об этой привычке напоминают мне фотографии, сделанные в ранней молодости. Я интуитивно понимал, что курение углубляет сосредоточенность, позволяет мне полностью погрузиться в холст. Теперь, когда мой организм ослабел, я курю меньше, однако ни за что бы не отказался от изысканных мгновений созерцания с сигаретой в зубах до того, как вновь приступить к рисованию. И другие счастливые моменты – курение после еды и после чая. Графиня всегда оставляет сигареты на маленьком столике возле большого стола, за которым мы едим. Именно это, полагаю, Бодлер именовал “мгновениями счастья”».
В 16.30 или в 17.00 Бальтюс возвращался в свое шале, и наступала пора торжественного чаепития с фруктовым тортом, шоколадными пирожными и различными повидлами. После ужина в 20.00 супруги устраивались в библиотеке перед большим телеэкраном посмотреть кино. Бальтюс питал слабость к боевикам, вестернам и операм.
Ле
Швейцарский архитектор Шарль-Эдуар Жаннере, превратившийся в начале 1920-х в Ле Корбюзье, на всем протяжении своей профессиональной жизни сохранял постоянный, хотя не такой уж трудный распорядок дня. Проснувшись в шесть утра, он в течение 45 минут занимался ритмической гимнастикой, затем подавал своей жене Ивонне кофе, и в восемь утра супруги вместе садились завтракать, после чего Корбюзье все утро чертил, рисовал и проектировал. Утро было наиболее насыщенной частью его дня. Он тратил много времени на рисунки, не имевшие непосредственного отношения к архитектуре, но, хотя не показывал их никому, кроме жены, был уверен, что своим успехом обязан этим утрам, когда мог сосредоточиться на искусстве.
В офисе Ле Корбюзье надолго не задерживался. Он приезжал в студию на метро или на такси ровно в два часа дня и усаживал своих помощников за разработку идей, которые пришли ему в голову за утро. К 17.30 он обычно возвращался домой, хотя иногда, увлекшись, терял ощущение времени. Коллега вспоминает:
«Многое можно было понять в характере Ле Корбюзье по тому, как он покидал офис. Если работа шла хорошо, если ему нравились его собственные наброски и он был уверен в своих планах, то он забывал о времени и опаздывал домой к ужину. Однако если все не складывалось, если он терял уверенность в своих идеях и ему не нравились наброски, то Корбюзье начинал дергаться, играть с часами на своем запястье – смешные такие маленькие часы, не по его здоровенной лапе – и в итоге мрачно заявлял: “C’est difficile, l’architecture” [127] , швырял прямо на чертеж карандаш или обломок угля и выскальзывал из офиса, видимо, пристыженный тем, что оставляет проект и нас в тупике».
127
Трудное дело – архитектура (фр.).
Бакминстер Фуллер (1895–1983)
Американский архитектор и изобретатель (сам себя он именовал «всеохватывающим и устремленным в будущее исследователем дизайна») наряду с другими объектами изучения подвергал исследованию и самого себя (другое его самоназвание – «морская свинка Б»). Он ставил под вопрос общепринятый образ жизни и привычный транспорт, проповедуя геодезический купол и создав, в числе прочих своих футуристических проектов, прототип трехколесного аэродинамического автомобиля Dymaxion. Фуллер подвергал сомнению также и привычные схемы поведения. В начале 1930-х Бакки (так звали его почти все) пришло в голову, что природный цикл сна стал неудобен для современного ритма жизни. Если он сумеет приучить себя к меньшим дозам сна, решил изобретатель, останется больше времени для работы. Его биограф Дж. Болдуин описывал результаты эксперимента по «высокочастотному сну»:
«Ряд экспериментов в 1932 и 1933 гг. убедили Фуллера, что, когда он чувствует себя усталым или сонным, это означает, что разум и тело уже отдали слишком много сил и нуждаются в отдыхе и восстановлении. Он решил осознанно погружаться в сон до наступления этого момента. Если он поспит до того, как наступит истощение, не понадобится «ремонт» и период восстановления. Сон будет только отдыхом, и в таком случае достаточно будет поспать недолго. Если придерживаться определенной рутины, он не будет знать усталости. Перепробовав множество схем, Бакки в итоге нашел подходящее лично для него расписание. После шести часов работы он дремал по полчаса; если он получал сигнал, как он выражался, “нарушения фиксации или интереса”, отдых наступал раньше. Это работало (для него). Могу засвидетельствовать, что молодые коллеги и ученики не могли за ним угнаться, он словно бы никогда не уставал, мог читать лекции по десять часов подряд и даже дольше. Он все время что-то писал, набрасывал, читал, строил модели или к чему-то готовился. Способность работать в таком ритме не убывала вплоть до тех пор, пока он не перевалил далеко за 70 лет».
Болдуин отмечает, что Фуллер «пугал наблюдателей, погружаясь в сон за считаные мгновения, как будто нажимал на кнопку выключателя у себя в голове. Это происходило так быстро, что больше походило на какой-то припадок».
И все же, несмотря на все выгоды «высокочастотного сна», Фуллер отказался от него, поскольку супруга жаловалась на невозможность сосуществовать с мужем, спящим и неспящим по особому графику, и он вернулся к более «человеческому» режиму, хотя и сохранил привычку по мере надобности задремывать днем.