Режиссёр и Муза. История непростых отношений

Ясельман Анна

Кружка давно опустела, но Муза продолжала сидеть с закрытыми глазами, пока на её плечи не легли тёплые ладони.

— Не спится?

— Что-то да…

— И мне. Поговорим?

— Конечно.

— Знаешь, я был дураком. Не перебивай, пожалуйста. Я сам, кажется, только что осознал. То, что я делаю — плохо. Не всё, конечно. Но сам подход. Понимаешь, я всегда считал, что важно даже не то, каким получается фильм, а то, что это я его таким сделал. И я упускал главное — если фильм плох, то он не донесёт то, что я пытался в него вложить. Помнишь, N дал мне совет, а я не принял? До меня

только что дошло — это как отказывать идеально подходящей на роль актрисе исключительно потому, что твоё внимание на неё обратил кто-то другой! Я просто не имел права не послушать N, зная, что всё, что он говорит — правда! Я должен был делать что угодно, принимать любую помощь, если это идёт на благо фильму. Вот теперь — говори. Я — конченый идиот, да?

Муза потёрлась щекой о руку режиссёра и посмотрела на него снизу вверх.

— Да. Ты — конченый идиот. Но вот прямо сейчас я очень тобой горжусь.

Глава 6

Перед Музой стоял Лонг Айленд — она всегда пила только очень крепкие коктейли. Подруги развлекались белым вином. Когда со взаимными комплиментами и обсуждением актуальных новостей было покончено, та, что выглядела более напряжённой, начала разговор, ради которого, собственно, и устраивала эту встречу.

— Расскажи про новенького.

— Нечего пока. Сырой совсем.

— Каждый раз так говоришь.

— Логично. Это же самое начало.

— Хочешь сказать, состоявшимся людям Муза не нужна?

— Вопрос в критериях. Я появляюсь, если человек чувствует, что не удовлетворён. Это ощущение не зависит от набора достижений.

— И что ты делаешь?

— Сто раз рассказывала…

— Нет, я сейчас серьёзно спрашиваю. Мне надо.

— Надо? Зачем?

— У моего проблемы.

— То есть?

— Не знаю. Депрессия. Кризис среднего возраста.

— С этим не к Музе, с этим — к психологу.

— Был. Не помогло.

— Ищи другого психолога.

Молчавшая до сих пор третья девушка опустила бокал на столик чуть громче нужного и вступила в разговор.

— Тебе сложно? Просто расскажи.

— Да, что с вами? Мы сто лет знакомы. Вам-то точно известно — никакого волшебства.

Подруги переглянулись. Напряжённая смяла салфетку. Когда она заговорила, её голос звучал глухо.

— Я тебя… очень прошу. Пожалуйста.

Муза подняла бровь, качнул головой и отсалютовала бокалом.

— Ладно, всё. Сдаюсь. Спрашивай.

Напряжённая медленно выдохнула и сделала глоток.

— Во-первых, скажи, как вас искать?

— Никак. Музу невозможно заставить или уговорить работать с кем-то. Это всегда случайность. Ретроспективно, конечно, всегда обнаруживаются какие-то знаки, цепочки событий… Но, на самом деле, случайность. Муза встречает человека и понимает, что должна ему помочь.

— И что дальше?

— И начинает помогать.

— Как?

— Зависит от конкретного случая.

— Но есть же что-то — метод, принципы…

— Методы всегда разные, общая только идея. Муза верит в Художника.

— В смысле, подбадривает? Типа, ты — молодец, ты справишься?

— Нет. То есть, если надо, то и это тоже. Но дело в другом. Вера Музы — это

не совсем вера, это, скорее, знание. Я точно знаю, что у него, в конце концов, всё получится. Представь, что тебе дали гарантию, что твой через десять лет станет миллиардером. Если, конечно, не сопьется, не выйдет из окна, не сотворит ещё какую глупость. Как ты будешь действовать?

— Очевидно. Сделаю все, чтобы не мешать ему ровненько идти к этому прекрасному и светлому будущему.

— Вот. Так и работает Муза.

— Но… Что именно ты делаешь? В глобальном смысле.

— Фактически, три вещи — напоминаю ему о его мечте; напоминаю ему о том, кто он есть; забочусь о его ментальном и эмоциональном состоянии.

— А подробнее можешь?

— Могу, но вам тогда бутылки не хватит. Спроси конкретно, что хочешь знать.

Напряжённая задумалась, и вторая подруга перехватила инициативу.

— Не очень простое занятие, если подумать. А они тебе что?

— Всё, что захочу.

— И где твой спортивный кабриолет?

— Его я тоже хочу. Но не за это. К тому же, у них всегда есть что-то более ценное.

— Например?

— Что для тебя самое ценное в отношениях с мужчиной?

— Сейчас? Надёжность и хороший секс.

— Не кабриолет?

— На кабриолет я и сама заработаю, а вот чтобы было кого в два часа ночи за тампонами послать — это важно.

— Ну, вот. У меня есть.

— Предположим. А если ты захочешь уйти?

— Муза уходит только в одном случае — если теряет веру.

— То есть, ты понимаешь, что что-то изменилось, и у него не получится то, что он хотел?

— Не совсем так. Чтобы не получилось — это редкость. Обычно всё равно получается, просто… Представь, что у человека была мечта, скажем, возглавить корпорацию. И Муза понимает, что у него может получиться. И помогает. А потом оказывается, что он, например, очень слаб и тщеславен. То есть его первым решением на новом посту будет заказать свой портрет во всю стену, а вторым — поменять мебель в кабинете, чтобы гармонировала с рамой. И, конечно, самое удобное в мире кресло, на выбор которого он потратит больше времени, чем на согласование годового бюджета, а главное — удовольствие будет несравнимо. И Муза всё это видит. И не хочет иметь к этому отношения. Он-то, конечно, корпорацию всё равно возглавит — Музы зря не работают, но… Какой CEO выйдет из такого? То-то и оно. Уход Музы может замедлить движение к цели, но чтобы его остановить совсем, надо этим заниматься целенаправленно.

— И ты можешь уйти, когда захочешь?

— Не совсем. Я могу уйти, когда перестану быть нужна. Обычно, для этого используется формула «так сложно, что уже не нужно».

— Грубо говоря, ты начинаешь вынимать мозг с такой тщательностью, что, несмотря на всё хорошее, что с ним произошло из-за тебя, он просто устаёт.

— Один из вариантов. Ещё есть «выбор без выбора», когда он просто не может выбрать Музу. И так далее.

— Всё как в жизни.

— Ну, в общем-то, это и есть… Так, ладно, девочки! Заканчиваем философию, начинаем пить. И пусть эта наша гроза салфеток расскажет уже, зачем ей понадобилось для родного мужа Музу искать! Ничего оригинальнее не придумала?