Режиссер Советского Союза 4
Шрифт:
Идём молча. Каждый думает о своём. Брежнев наверняка погрузился в воспоминания о войне. У меня вообще нет никаких эмоций, просто механически двигаюсь и стараюсь не обгонять собеседника. Мысленно усмехнулся насчёт того, что вождь надеялся увидеть в картине себя любимого. Но я сразу прогнал подобные нездоровые мысли. Может, времена изменились, но не стоит дразнить гусей. «Дорогой Ильич» точно не дурак, и сразу догадается об издёвке.
– Расскажи, как додумался до подобных новаторских съёмок? Мне тут все уши прожужжали про уникальность твоего фильма. А с другой стороны, тебя дружно упрекают в недостоверности, передёргивании фактов, показной жестокости и чуть ли не порнографии.
Судя по добродушной усмешке, последнее обвинение вождя развеселило. Хорошо, что Брежнев никогда не
– Кто бы чего ни говорил, но успех советского кинематографа конца пятидесятых и начала шестидесятых, лежит в грамотном переосмыслении французской и итальянской новой волны. А это есть обыкновенный реализм, который подаётся под разными культурными соусами, — начинаю частить, но постепенно успокаиваюсь, — Что касается фильмов про войну, то они снимались немного в ином стиле. Сами боевые действия освещались скупо или в героической манере. Я же решил довести реализм до абсолюта. Мы с коллегами задались идеей показать войну, опасность и смерть, детально. Если это бомба — то снимали её полёт после сброса до падения на головы врага. Воздушные бои — без всяких прикрас, с кровью, горящими пилотами и входящими в пике самолётами. Только любовь мы изобразили по-старому, с небольшими новациями.
Дослушав меня, Брежнев громко рассмеялся. Видать, та самая сцена с грудью Терентьевой не оставила его равнодушным. Что там наплели моралисты, даже думать боюсь. Значит, в том, что эпизод не заставили вырезать, прямая заслуга генсека. Вот за это ему отдельное спасибо!
– Ты сам-то понимаешь, что наделал? — вдруг задал вопрос генсек и, видя моё непонимание, пояснил, — Что теперь делать другим режиссёрам? У них нет такого количества цветной плёнки, импортной техники и иностранных актёров. Надеюсь, ты понимаешь, что теперь на большинство фильмов про войну будут смотреть сквозь призму твоей работы?
Я это не только понимаю, но даже в некоторой степени добиваюсь. Другой вопрос, что не стоит заявлять об этом собеседнику. Ну и, например, Юрию Озерову ничего не нужно менять в своей эпопее «Освобождение». А «Летят журавли» или «Живые и мёртвые» люди будут смотреть ещё многие десятилетия, не обращая внимания на чёрно-белый цвет и качество звука. Зрителя не обманешь. Можно сколько угодно заворачивать дерьмо в яркую обёртку, но оно той самой субстанцией и останется. Кинематографа это касается в первую очередь. Феноменальный успех многих фильмов иногда необъясним. Но в первую очередь — это отличная работа, сделанная талантливыми людьми.
– Кино должно развиваться точно так же, как любое иное искусство или наука. Тот, кто стоит на месте, в итоге оказывается проигравшим. Кинематограф же не просто картинка со звуком, а ещё мощный рупор пропаганды. Поэтому здесь не может быть мелочей. Мы должны постоянно прогрессировать, искать новые формы выражения и главное — знать, чем живёт простой советский человек. Можно снимать замечательные фильмы по лекалам предшественников. Только завтра появится условный европейский фильм, часто не самого лучшего качества, по сравнению с которым работы отечественных режиссёров покажутся блёклыми и унылыми.
Делаю небольшую паузу, но Брежнев смотрит внимательно и не думает меня перебивать. Эх, сейчас бы водички попить. А то в горле пересохло и явно не только от жажды. Нервишки-то пошаливают.
– Никто не предлагает банально копировать работы иностранцев. Но давно пора кардинально пересмотреть ситуацию в советском кинематографе. Мы сейчас на перепутье, и от следующего шага зависит очень многое. Если вам интересно моё мнение, то оно следующее — давно пора сделать крен в сторону жизни и чаяний простых людей. Социальный аспект, и проблемы, имеющиеся в обществе, не должны упоминаться только в комедиях или журнале «Фитиль». Другая сторона проблемы нашего кино — это зрелищность. Кроме некоторых картин, её практически нет. Времена меняются, и зритель становится более требовательным. Плюс, он видит иностранные картины, и часто делает выбор не в нашу пользу. На данный момент в нашем кинематографе
– Где-то я уже это слышал. Слова другие, но суть похожа. Только речь шла не только о кино, — Ильич отсудил мой ораторский пыл, — Значит, проект Фурцевой — твоя идея? Очень интересно!
Надеюсь, я Екатерину Алексеевну не спалил? Детали проекта мне неизвестны, но понимаю, что она основывалась на моих выкладках. Брежнев меж тем опять сменил тему.
– Когда у тебя премьера?
– На следующей неделе, в «Октябре», — отвечаю немного растерянно.
– Это хорошо! Такой кинотеатр отгрохали! Будто специально для больших премьер подгадали. Вот давай и доказывай, свою правоту, режиссёр, — взгляд вождя был строг, но чувствовалась в нём некая лукавость, — Ты же сам говоришь, что зрителя не обманешь. А то слишком много развелось любителей языком трепать в последнее время. Займись своей непосредственной работой. А партия и страна тебя всегда поддержат.
Что это сейчас было? Типа — не лезь в высокие эмпиреи, Алёша? Так я всеми руками «за». Ещё бы разрешили быстрее свалить в турне по Европе. За премьеру, и успех фильма в прокате, я переживаю меньше всего. А вот перейти дорогу кому-то из небожителей и стать пешкой в их играх — дураков нет. Хватит, отдохнул немного в гостинице при одной конторе. И вообще, я к вождю на приём не напрашивался.
От «дорого Ильича» я возвращался в смешанных чувствах. Мне совершенно не была понятна причина встречи. Думаю, у руководителя огромной страны достаточно независимых источников, которые могут предоставить информацию об одном много возомнившем о себе режиссёре. Не уверен, что меня захотят использовать в какой-то реальной работе, связанной с реформой или изменениях кинематографа. Начнём с того, что я реально оцениваю свои силы, и подобную работу не потяну. Вторая причина — лучше сбежать за рубеж, чем подписываться на что-то подобное. Будто у меня мало врагов и недоброжелателей. Ну и надо обходить сторонкой всё, что касается властей. Есть Фурцева, с которой установились рабочие отношения. Понятно, что министр спишет меня сразу же, если того потребует ситуация. Но сейчас она мне нужна. Надеюсь, что я ей не особо навредил. А то шут его знает, чего происходит у них на Олимпе, и какие выводы сделал мой недавний собеседник.
Поэтому пора задуматься о своих попытках влиять на ситуацию в стране. Так ли оно важно, постоянно лезть со своими советами? Общие направления я указал. Откровенных дураков в Политбюро и других высших эшелонах власти нет, я на это очень надеюсь. Пусть подключают «всю королевскую рать», если до кого-то дошло, что они проигрывают борьбу за умы собственного народа. Зато мне указали на место, насколько я понял. Такие намёки надо воспринимать, как приказ. Значит, будем заниматься режиссурой.
Что не отменяет моих планов по зарабатыванию денег за границей. Про швейцарский счёт после освобождения будто забыли, что только радует. Хотя, кому надо, наверняка знают большую часть подробностей. Значит, либо ждут моих действий, или решили не трогать. В последнее верится с трудом. Но, раз не отняли, то буду зарабатывать и дальше, только стану вести себя осторожнее.
А пока надо просто выкинуть из головы вождей, министров и прочих небожителей. Хочу сегодня весело провести день с близняшками. Они этого заслуживают больше всех, так как просто безоговорочно верят в папу. Далее — не всё так просто. Анна в воскресенье едет к маме для серьёзного разговора. Вот не пришёлся я ко двору представителю московской интеллигенции, хоть ты тресни. Затем, уже мне, предстоит беседа со студенткой. Делать вид, что ничего не происходит — глупо. Да и устал я уже от одиночества. Но лучше сделать это через недельку, когда пройдёт премьера и будут выкладки экзитпола. Вот тогда можно успокоиться и заняться личной жизнью. Заодно потребовать у «Минкульта» и «Госкино» заслуженных преференций, положенных персоне моего статуса. Взлетел я быстро и высоко, но — раз положено, то пусть раскошелятся.