Резидент свидетельствует
Шрифт:
Ответ Наркомвнудела пришел быстро. Сообщалось, что наши предложения приняты и на места даны соответствующие указания.
Месяца через два мы почувствовали наступающую оттепель. Стали оживляться связи. При встречах финны стали улыбаться, исчезли «бычьи» взгляды.
Свои визиты к довоенным источникам начал с Анны. Она оказалась очень общительной и энергичной женщиной, которая всегда была в курсе политического климата в стране. Имея прямую причастность к журналистике, она представляла интерес как источник получения своевременной информации из «горячих» точек. Встретился с Анной на ее квартире. Встреча была сердечной. Сказала, что читала в газетах о моем приезде и с нетерпением ждала встречи. В тон ответил ей, что и сам с первого дня приезда хотел поскорее навестить ее, но опасался, как бы не вызвать внимание недремлющего ока охранки. На минуту она задумалась и сказала, что,
8
Рюти Ристо(1889–1956). В 1939–1940 гг. премьер-министр, 1940–1944 гг. — Президент Финляндии. В 1946 г. осужден как военный преступник.
— К концу декабря 1939 года со всех фронтов стали поступать сведения, что русские войска севернее Ладожского озера разбили финские части и быстро продвигаются на запад. На Карельском перешейке уже начали штурм главной «линии Маннергейма», которая вскоре будет прорвана. При такой ситуации дальнейшее кровопролитие бессмысленно, надо просить перемирия у русских.
Такого мнения придерживались и ее друзья: известный писатель Паво Паволаинен, Эльви Синерва, руководительница женского движения в стране Марьям Рюдберг и другие. Сообща они решили обратиться к премьер-министру Рюти с предложением послать известную писательницу Хелу Вуолиоки к советскому послу А. К оллонтай в Стокгольме и провести мирный зондаж. Рюти одобрил это предложение, и в начале января Хела Вуолиоки выехала в Стокгольм. Советский посол Александра Михайловна Коллонтай тепло и сердечно приняла ее. Высказала добрые чувства к народу Финляндии и согласилась оказать помощь и содействие заключению мира между Финляндией и Советским Союзом. Окрыленная обещанием Коллонтай в содействии, она вернулась домой и о своих переговорах в Стокгольме рассказала Рюти. Однако, в отличие от первого разговора с ней, премьер-министр в беседе был сдержан, холодно поблагодарил и закончил беседу. Через месяц Анна узнала, что Таннер в начале февраля посетил Стокгольм, где вел переговоры со шведами о посылке в Финляндию нескольких десятков тысяч солдат, но вопрос о мире он ни с кем не обсуждал. Так Рюти и Таннер сорвали первую попытку заключения мира.
Причиной этого, по словам Анны, был большой нажим Англии и Франции на Финляндию, чтобы она не заключала мирный договор с СССР.
— Только когда в начале марта 1940 года финская армия была разбита и путь на Хельсинки был открыт, закоренелые антисоветчики запросили мира, который и был подписан 12 марта 1940 года, — подчеркнула Анна. Характеризуя Таннера, она сказала: — Этот человек — несчастье для наших демократов. Он лишен логического и объективного мышления, иначе пришел бы к идее неизбежности и необходимости развития дружеских отношений между нашими странами. По характеру он злобен и мстителен. Таннер — это несчастье для нашего народа.
Я спросил Анну, есть ли в социал-демократической и буржуазных партиях русофилы, способные начать работу по сближению наших народов. Она ответила, что, к сожалению, таких единицы…
Вскоре после вручения верительных грамот, в начале апреля, мне позвонил по автомату Граф и, соблюдая условность, попросил встречи. Когда встретились, он рассказал о попытках реакционных сил объявить в стране неделю траура по случаю подписания мирного договора между нашими странами и развернуть антисоветскую пропаганду. Попросил его написать справку о политической ситуации в стране.
Вскоре в представительство пришла Герта Куусинен вновь наниматься преподавательницей финского и немецкого языков для сотрудников представительства и их детей. На вопрос о самочувствии рассказала о чрезвычайно тяжелых условиях в концлагере, в котором содержались коммунисты.
Герта рассказала, что когда 30 ноября 1939 года я высадил ее из автомашины на одной из улиц
Так печально закончилось поручение Сталина в отношении выезда в Швецию некоторых финнов для пополнения демократического правительства Финляндии, сформированного Куусиненом.
В начале апреля из Наркоминдела последовало указание провести дипломатический прием в представительстве по случаю окончания войны.
С удовольствием хочется отметить о приходе на прием почти всех приглашенных, он оказался многолюдным. Для установления контакта мы использовали давно установившийся дипломатический обычай, активно используемый всеми разведками мира, суть которого состоит в том, что посланник и весь дипломатический состав в знак признательности за посещение должны подойти к гостям и поприветствовать их, поговорить с ними хотя бы 2–3 минуты. Я, например, после нескольких бесед с «громоотводами» подошел к Монаху и поблагодарил его за посещение по такому важному случаю, как подписание соглашения о мире. Он, представившись, ответил, что весьма рад этому событию, и добавил:
— Я считал возможной акцию обмена Карельского перешейка на советскую территорию в Карелии, но наши заумные политики не пошли на это и толкнули нас на войну с вами. Конечно, в этом свою роль сыграли Англия и Франция, обещая своих «добровольцев» и золотые горы на Урале, а вам, такой мощной державе, было не к лицу торопиться с войной. К тому времени у нас в народе стало нарастать движение за обмен территориями, и, не поторопись вы с войной, мы уступили бы вам Карельский перешеек.
По правде говоря, я не ожидал такого высказывания собеседника. Фактически он отругал и нас и финнов. Ответил, что не могу согласиться с некоторыми его утверждениями, в частности, о причинах войны, и готов возразить, но, к сожалению, сделать это здесь, на приеме, трудно. Если он не возражает, то мы могли бы встретиться где-нибудь в городе за чашкой кофе. Подумав, Монах согласился и предложил поспорить в одном из скромных ресторанов Хельсинки, где нам никто не помешает.
Готовясь к встрече, я собрал некоторые сведения о нем, но они не позволили составить полного представления.
В описываемый период он считался видным политиком и общественным деятелем. В его речах не отмечалось антисоветских заявлений. В узком кругу единомышленников он высказывал недовольство политикой Рюти, Рангеля, Таннера, Маннергейма. [9] , но открытых выступлений и заявлений по этому поводу не делал.
9
Маннергейм Карл Густав (1867–1951) — главнокомандующий финской армии в 1939–1944 гг. Президент Финляндии в 1944–1946 гг.
Там же на приеме я не приминул поговорить с финном, названным мною потом псевдонимом Моисей, одиноко стоявшим у окна и погруженным в свои думы. Подойдя к нему, поздравил с окончанием войны и заключением договора о мире. В ответ он также поздравил меня и стал говорить о больших жертвах, разрушениях и тяжелой нужде.
— Мы не хотели войны, — ответил я.
Моя реплика осталась без ответа, видимо, он в чем-то не был согласен с этим тезисом.
В дальнейшей беседе Моисей был корректен и доброжелателен, что позволило мне предложить ему встречу. Подумав немного, он согласился, но, как мне показалось, без энтузиазма.
В последующие дни после приема разведчики начали планомерную работу с финнами, представляющими оперативный интерес. Свою первую встречу я провел с Ахти, с которым в недавнем прошлом познакомился при весьма благоприятных для меня обстоятельствах.
Мой интерес к этому человеку появился из-за того, что, говоря мне о своей аполитичности, он между тем показал, что лучше разбирается в политической ситуации в стране, чем многие нынешние политики. Ахти, как я убедился, свой анализ общественного и социального развития страны строил на научной основе.